Русский солдат

(Продолжение. Начало в № 49)

Мне запомнился солдат, который в кустах прострелил себе руку. Кто-то заметил, и весь взвод во главе с лейтенантом тут же собрался на строевое собрание. Мнение было одно – это измена, и взвод приговорил его к расстрелу. Приговор тут же был приведён в исполнение.

На передовой наша дивизия заменила другую, от которой осталось три батальона. Так для меня началась окопная война с её бесконечными авиационными и артиллерийскими налётами. Однажды глухой ненастной ночью командир роты приказал своему заместителю выдвинуться на поддержку стрелкового батальона, а сам со взводом автоматчиков остался при штабе полка. При переходе мы заблудились и вышли на другое подразделение, командир которого спросил, на каком основании мы отходим от передовой. Заместитель командира роты объяснил ситуацию, и тот, сменив гнев на милость, подсказал, куда нужно идти. Позднее я понял, что это был заградотряд. В то время уже вышел приказ Сталина №221 «Ни шагу назад». В задачу этих отрядов входило останавливать всех отступающих и возвращать на передовую*.

Когда прибыли в указанное место, там никого не оказалось. Впереди были немцы и заместитель командира роты принял решение окопаться и занять оборону. Солнце тем временем потихонечку готовилось к своему дневному переходу с востока на запад ,беспощадно обжигая всех палящим зноем. Впереди раздался приглушённый вскрик. Командир приказал мне проверить, что там случилось. Я пополз и, когда оказался у окопа передового охранения, увидел мальчишку, которого когда-то на вокзале провожали интеллигентного вида отец и мать. Позже я с ним познакомился, он рассказал, что родители – преподаватели. Отец – учитель физики, а мать – литератуы. Он был на год моложе меня, ему ещё и семнадцати-то не было. Его рана оказалась тяжёлой – весь низ живота был разворочен, видимо, немецкой разрывной пулей «дум-дум». Парень стонал и умолял пристрелить его. «Что ты, что ты, сейчас я тебя перевяжу, и месяца через два ты будешь здоровым и крепким», – сказал я ему, но в душе понимал, что тот скоро умрёт. В ответ раздавался только стон. Не успел его перевязать, как меня ударило в правое плечо. Боль была нестерпимой. Повернувшись, я хотел сползти в окоп, но раздался взрыв, и - новый удар в нижнюю часть спины. В окоп мне всё-таки удалось сползти и, временами теряя сознание, под грохот разрывов и неумолкающей стрельбы, пролежал там до позднего вечера. Наконец, меня окликнули, я ответил и в изнемождении опустил голову на землю: «Ну всё, слава Богу! Сейчас подползут, перевяжут и заберут к себе». Но помощь не шла, отчаяние тяжёлым грузом наваливалось на меня: видимо, наши отступили, значит, здесь скоро появятся немцы - это плен, а скорее всего, пристрелят. И тут всё моё существо возмутилось: “Не нужно сдаваться, ты ещё живой, а значит – вперёд! К своим!” Голова была ясной, но ни рук, ни ног да и всего тела я не чувствовал. Было такое ощущение, будто моя голова существовала отдельно от остального тела. С головы и начнём, решил. И стал раскачивать ею из стороны в сторону . Постепенно тело начало оживать - руки-ноги зашевелились, по телу разлилась приятное тепло. Приподнял голову – впереди никого не было, в окопе лежал мёртвый паренёк, и я пополз к своим. Полз мучительно долго, боль при каждом движении пронзала всё тело, казалось, что прошла целая вечность, но когда обернулся назад и совсем рядом увидел окоп, из которого выполз, отчаяние вновь заползло в душу. Смерть, усмехаясь шептала мне в уши: «Ползи, ползи – всё равно ты будешь мой». Отогнав это наваждение, я двинулся дальше и наконец увидел позиции миномётчиков, недалеко от которых мы вырыли свои окопы. Увиденное повергло меня в шок. Батарея была полностью разбита, повсюду валялись убитые и изуродованные тела миномётчиков, опрокинутые миномёты и ни одной живой души. С тяжёлым чувством на душе прополз позиции миномётчиков и увидел солдата, тянущего телефонный провод. На мой вопрос: «Где наши?» – он махнул рукой в сторону. С трудом приподнявшись, побрёл в указанную сторону. Так, раскачиваясь, словно маятник, дошёл до санчасти, которая располагалась в овраге. Здесь, получив первую помощь и подкрепившись, я уснул.

Рано утром нас разбудила медсестра и сказала: «Ребята, милые, уходите отсюда, скоро немецкая авиация начнёт бомбить – тут и здоровым несладко придётся, а вы еле ходите. Я вам написала документы, которые разрешают уход с передовой. Идите, идите ради бога». В очередной раз подумал с досадой: «Где же наша авиация? На марше бомбили и гоняли по оврагам, может, на передовой защитят, думал. Так и тут её нет. Плохие, видимо, наши дела». С этими мыслями побрёл за остальными. На восходе солнца наше израненное войско догнала грузовая машина, подвезла километров тридцать. Шофёр указал дальнейший маршрут и уехал в другом направлении. Часам к трём мы подошли к большому селу. У встретившейся пожилой женщины узнали, где располагаются раненые. Она указала нам, а затем долго стояла и смотрела нам вслед, вытирая слёзы. Раненые располагались в овечьей кошаре, которая состояла из изгороди и полураскрытого помещения. Медицинского персонала не было. Спросили у одного раненого, как тут насчёт еды, он ответил: «Ждите, скоро подвезут». И действительно, вскоре показалась повозка. На ней стояла железная бочка с супом. Бочку сразу же окружила большая толпа раненых, послышались стоны, крики, ругань. Солдат было много, а бочка не особо большая. Глядя на эту картину, нам стало не по себе, и мы решили идти в надежде найти еду по дороге. В следующей деревеньке сердобольные женщины накормили и подсказали, что в двух километрах есть разъезд, там ходит санитарная летучка и собирает раненых. Ночью сели в неё. Санитарная летучка представляла собой состав полуразбитых товарных вагонов, где прямо на полу размещались раненые. Сев в этот «роскошный» санитарный поезд, подумал: «Что это? Очередное головотяпство наших тыловиков, или нашей стране так трудно, что не могут выделить исправный эшелон?». Поразмыслив немного, пришёл к неутешительному выводу, что всё-таки трудно. Ничего, решил про себя, ордынцам наваляли и заставили уважать Русь святую. Поляков и шведов научили в дверь стучаться, прежде чем войти. Наполеон думал, что попадёт в овечье стадо, но нарвался на псарный двор, бежал до самого Парижа. Мы, медведи, живём в своём лесу и в чужой лес идём, только когда на нас нападают. Сломаем и Гитлеру хребет – дай срок. На следующий день по прибытии на одну из станций летучку окружила толпа женщин, прибежавших в надежде найти кого-нибудь из близких, но, увидев, в каком плачевном состоянии мы находимся, они двинулись к станционному начальству, и по их требованию наш состав загнали в тупик, а через день подогнали санитарный поезд, который нам теперь показывают в кинотеатрах в фильмах о войне. Советская женщина! Сердобольная к своим, непримиримая и суровая - к врагу. Сколько сил, терпения, мужества и отваги проявила ты в той войне. Трудно переоценить твой вклад в нашу общую победу.

На этом поезде прибыл в Пензу. Разместили в госпитале. Я проспал целые сутки, а когда проснулся, долго не мог понять, где нахожусь. Всё было, как в сказке – чистые простыни, тарелки, вкусная еда. Но сказка продолжалась до тех пор, пока не увидел, сколько раненых и покалеченных людей здесь находится – масштаб войны поразил меня.

После госпиталя попал в учебный батальон, а в конце декабря 1942 года оказался на передовой у г. Анна Воронежской области. К этому времени Красная Армия уже начала крошить зубы вермахту - под Сталинградом была окружена шестая армия Паулюса, на помощь ему Гитлер направил группу войск под командованием опытного генерала Манштейна. В сражении с которой принял участие и наш батальон. Продвигались мы быстро – 30 – 40 км в сутки по бездорожью, с раннего утра и до поздней ночи, но немцы отступали ещё быстрее, их мобильность всё ещё была высокой, да к тому же наши танки гнали, не давая передохнуть. В Валуйках немцы всё же остановились, однако мы с ходу их выбили. Было захвачено много трофеев, все находились в приподнятом настроении. Здесь мы простояли 10 суток, а затем были подняты по тревоге: нам приказали занять оборону на окраине.

Оказалось, что в наше расположение вышла из окружения итальянская часть. Превосходство над нами было пятикратным. Открыв миномётный огонь, пошли в наступление. Наше вооружение состояло из одного станкового пулемёта и винтовок. А итальянцы подходили всё ближе и ближе. Тяжело бы пришлось нам, если дело дошло до рукопашной. Но итальянцы вдруг начали отступать, строиться на дороге и складывать оружие. Оказывается, за нашей спиной показались три танка. В этом бою погибло несколько наших бойцов, в том числе и мой товарищ по отделению. В феврале Красная Армия развернула наступление на Харьков. Продвижение было быстрым и стремительным, переходы – затяжными и тяжёлыми, а передышки – кратковременными и в основном на морозе, так как сёла и деревни в большинстве своём были сожжены. Наконец, всё - таки нашлось село, где отдохнули. Утром, при выходе из него, авиация немцев, как будто караулила, накрыла нас плотным бомбовым ударом и расстрелом из пулемётов. Одна группа самолётов улетала, на смену им прилетала другая, и так эта игра со смертью продолжалась до темноты. Я опять с горечью думал о нашей авиации – как долго асы Геринга будут безнаказанно бить нас сверху?**

Раненых и убитых в тот день было очень много. После бомбардировки собрались в лесу, немного передохнув, двинулись дальше, усталые и потрясённые этой бомбардировкой. Шли в тёмной морозной ночи, засыпали на ходу, падали, вставали и опять шли. ( В этом месте рассказа я вспомнил слова из песни Д. Тухманова «Шёл солдат» – «…Шёл солдат, слуга Отчизны,шёл солдат во имя жизни, часто, бывало, шёл без привала, шёл вперёд солдат…». Как точно написано о том, сколько сил, героизма и мужества проявили солдаты Великой Отечественной).

Так с боями и переходами дошли до Харькова. Душа пела и радовалась – наконец-то гоним немца с родной земли. Но радость оказалась недолгой. На одном из привалов сыграли тревогу и объявили, что мы попали в окружение. Было приказано: панике не поддаваться, будем отходить к Харькову на соединение с нашими частями. Вышли в поле, настроение было подавленным. Я недоумевал: что могло случиться? Только что гнали врага, и вот тебе – сами оказались в окружении***.