Моя малая родина - Байловка

В жизни у каждого из нас есть две святыни: мать и Родина. Но, как иногда случается в жизни многих людей, родная мать по злому умыслу или по воле рока может исчезнуть с горизонта человека на длительный период или навсегда. Тогда на помощь сироте приходят другие, и нередко заменяют родную. То же самое и с малой родиной. Но, чтобы ни случилось, места, в которых прошли детство и юность, навсегда оставляют в сердце неизгладимый след.

Таким местом для меня и всей нашей семьи стала Байловка. Ураган Великой Отечественной войны разбросал по всему свету наше некогда крепкое дружное семейство, жившее в Подмосковье. Отца с первых же дней «проглотила» война. Мать, Загородникову Александру Алексеевну, с семерыми детьми отправили в эвакуацию в Ташкент, но на станции Вёрда эшелон с беженцами был разбит фашистскими штурмовиками. Раздетые, разутые дети и мать с одним узелком в руках, в котором были документы, заслышав вой сирены, выскочили из вагона и сумели спастись.
Пришлось остановиться в Байловке, где в то время жила сестра мамы, Чистоколова Екатерина Алексеевна, со своим мужем и четырьмя детьми.
Село с первых же дней поразило моё воображение. Оно располагалось на правом берегу полноводной реки Кашмы. Почти каждую весну вода в ней поднималась на полтора-два метра и заливала луг шириной около 400 метров, пополняла огромное озеро, преодолевала невысокий вал, преграждавший талым водам путь к селу, и частенько устремлялась к домам, заливая погреба и подполья. Через полторы-две недели вода уходила, но иногда держалась до майских праздников и дольше.
Название «Байловка» носило не одно село. По расположению и административному подчинению было две Байловки, разделённые садом-парком. В центре него стоял большой барский дом, располагавшийся возле огромного высохшего пруда. В детстве мы часто играли здесь. Однажды, возвращаясь домой через парк, я споткнулся о какой-то выступ. Присмотревшись к нему, понял, что это нос лодки.
Вместе с младшей сестрой Верой мы раскопали находку; это действительно оказалась плоскодонка, в которой лежала полусгнившая охотничья «двухстволка».
Барский сад делился на две части широкой аллеей с красавицами-соснами. Вступив на аллею со стороны Байловки 1-й, человек невольно замедлял шаг или даже останавливался. Его взору представлялась изумительная панорама: златоглавая церковь в обрамлении зелёных деревьев с золотистыми стволами.
Байловка 2-я была самостоятельной административной единицей. Здесь были свой сельский Совет, средняя школа, Дом культуры, кинотеатр, больница, спиртовой завод, совхоз, лесопилка, маслозавод, водяная мельница и множество других мелких предприятий.
Байловка 1-я ничего этого не имела и являлась колхозной деревней, административно подчинённой Волхонщинскому сельсовету.
Лет сто тому назад, как утверждают историки Байловской школы, место, на котором располагались обе Байловки, облюбовали помещицы, сёстры Варвара и Елизавета Кайсаровы. Они заказали проект села архитекторам из Петербурга. В течение десяти лет на холме возводилась помещичья усадьба, которая была спроектирована таким образом, чтобы сёстрам было удобно добираться и до первой, и до второй Байловки. Одновременно у подножья холма на расстоянии километра друг от друга возводились дома для челяди и крепостных крестьян. Но сёстрам Кайсаровым недолго удалось прожить в своих хоромах. Вскоре во владение сёлами и помещичьей усадьбой вступила Параскева Ланская, родственница полковника Ланского, второго мужа Натальи Гончаровой.
Особенностью Байловки 1-й было то, что здесь жили крестьяне, связанные родственными узами и одинаковыми фамилиями. В ней, как в капле воды, отражалась вся история государства Российского. В одной семье можно было познакомиться с приверженцами и «красных», и «белых», и «зелёных». Так, например, в семье Котяшовых, где отец был зажиточным крестьянином и во время революции держал по отношению к властям нейтралитет, старший сын служил у беляков, младший – в РККА, а средний сын был «зелёным», то есть не хотел служить ни белым, ни красным, ни в банде Антонова. Просто скрывался в лесу.
Каждую весну река Кашма разливалась так, что заливные луга превращались в садки, кишевшие рыбой. Это природное явление, которое нынче средствами массовой информации подаётся не иначе, как «стихийное бедствие», для нас было «манной небесной».
Население Байловки 2-й было значительно разбавлено пришлым людом. Наличие множества предприятий привлекало рабочую силу из ближайших сёл и деревень, имелась крупная прослойка интеллигенции: учителя, врачи и медсёстры, администрация спиртзавода, лесопилки и маслозавода. При этом местные жители принимали пришельцев из других городов и весей весьма радушно. Это мы почувствовали с первых же дней жизни на новом месте.
Несмотря на бунтовскую славу тамбовских мужиков, драки даже среди детей были большой редкостью. Воровства, несмотря на послевоенную нищету, не было вообще. Уходя из дома, двери не запирали. Достаточно было только каким-нибудь замочком или щепочкой обозначить, что дома никого нет. Более того, в селе, где почти без перебоев работал спиртзавод, выпускавший по две тысячи литров спирта в день, не было алкоголиков.
Особенно поражала доброта и безграничная любовь учителей к своим питомцам. Моим первым учителем здесь был директор начальной школы Байловки 1-й Перов Василий Кузьмич - начитанный, высокопрофессиональный педагог. Он одновременно вёл занятия в двух классах (во втором и в четвёртом) в одной классной комнате и умудрялся добиваться и хорошей дисциплины, и высокого уровня знаний.
Василий Кузьмич был не только хорошим учителем, но и агрономом. Приусадебный участок школы мог посоревноваться с каким-нибудь подопытным участком селекционного института.
Когда наша семья переехала в Байловку 1-ю, я был в 4 классе, старший брат Виктор - в седьмом. Поскольку здесь была только начальная школа, то уже на следующий год я перешёл учиться в среднюю школу Байловки 2-й. Директором школы был Николаев Иван Сергеевич, которого в том же году сменил Висков Николай Сергеевич.
Из учителей наиболее примечательными личностями были Алексей Максимович Пучков и его жена Любовь Петровна. Он преподавал алгебру, геометрию, тригонометрию и черчение. При этом умел так захватывающе и доступно излагать самую сложную тему, что не понять его было просто невозможно, а если и находились таковые, он не жалел своего личного времени и совершенно бесплатно проводил с ними дополнительные занятия. Это был очень эмоциональный человек, но он никогда не срывался и не унижал учеников.
Не менее талантливым педагогом была и его жена Любовь Петровна Пучкова. Она преподавала немецкий язык. Только что окончилась война, на которой полегли 385 байловцев, призванных защищать свою Родину, а ещё 115 их отцов и дедов вернулись с войны «нафаршированными» осколками, без рук или без ног. Их дети и внуки не хотели учить язык фашистов. Любовь Петровна умудрялась убедить их всё-таки добросовестно учить немецкий.
Особым уважением в Байловской школе пользовалась учительница русского языка и литературы Шилко Зоя Александровна. Ей было 50 лет, из которых она 34 года проработала учителем. Не имея специального педагогического образования, она обладала исключительной эрудицией, наизусть знала классиков русской литературы. На уроке она умела так заинтересовать учеников, что все сидели с открытыми ртами. Она почти никогда не наказывала учеников, но умела повлиять на провинившегося так, что его совесть становилась для него главным судьёй.
Не менее примечательной личностью в школе был учитель физики Ежов Степан Филиппович, прекрасный специалист, тонкий психолог и юморист.
После окончания школы я стал военным моряком, служил на Балтике, на Северном Флоте, на Краснознамённом Тихоокеанском флоте, в 5 эскадре в Средиземном море, на Чёрном море и Северном Урале. Несколько лет тому назад я по приглашению однокашницы Нины Лазутиной посетил Байловку.
Изменения в родных местах меня буквально потрясли. Вместо широкой грейдерной дороги, соединявшей обе Байловки – узенькая тропинка, заросшая кустарником и тёрном. Огромный барский сад превратился в дремучие заросли. Ни от школы в Байловке 1-й, ни от дома, который когда-то купила мама, не осталось и следов. На их месте растут огромные деревья и кусты. От школы, в которой мы учились, остались лишь воспоминания. Правда, в центре села выросла двухэтажная красавица-школа, в которой учится всего 97 человек, а в моё время числилось около 400 учеников.
Значительно сократилось и количество домов в Байловке 2-й. Совхоз приказал долго жить; маслозавод, который выпускал уникальное масло, закрыт. Запах и вкус этого масла я помню до сих пор. Ведь оно готовилось из топлёного молока лучших коров племенного стада. Конечно, я не берусь судить, кто виноват в медленном умирании российского села, пусть этим занимаются социологи, но память о той прошлой Байловке всегда будет жить в моём сердце.

Пётр Чванов, выпускник Байловской школы 1956 года