История храма Николая Чудотворца

Жизнь любого населённого пункта дореволюционной России невозможно представить без храма. В будни и праздники люди по доброй воле или в зависимости от обстоятельств шли туда со своими радостями и бедами, тревогами и откровениями. Крещение детей, венчание, исповедь, отпевание – всё это происходило в храме. Бытие человеческое, можно без преувеличения сказать, начиналось и заканчивалось с именем Бога на устах. В этом плане Сукмановка не являлась исключением.

Но почти никто не знает, когда на сукмановской земле появилось первое ритуальное строение. В то же время вопрос о появлении в Сукмановке православного деревянного храма имеет принципиальное значение и для определения более точной даты возникновения поселения.

Расхождения в названии населённого пункта (село Сукманка в Сенатском деле № 3449 за 1730 год и деревня Сукмановская в документах II ревизии 1745-1748 годов), о которых говорилось выше (в главе I), некоторое время наводили меня на крамольную мысль о мирном сосуществовании в непосредственной близости двух населённых пунктов, имевших разный статус. Или же о смене статуса населённого пункта: село – деревня, и снова – село. В пользу этой, сразу оговорюсь, довольно шаткой, если не сказать больше – сомнительной версии, прямых свидетельств нет. Как правило, если село по каким-либо причинам совсем исчезало с лица земли, за этим местом закреплялось другое название – пустошь.

Однако и об обратном возвращении населённого пункта в статус деревни слышать не приходилось. Но, памятуя о том, что в стране, в которой мы живём, возможно всё что угодно, я не отмахивался и от такого нетрадиционного исключения. С другой стороны, сила инерции оказалась столь велика, что даже в советское, а затем и в постсоветское время, за поселением навсегда сохранялся (и сохраняется) его некогда приобретённый в прошлом статус. Если населённый пункт терял церковь, а потери в основном произошли, как известно, после октябрьского переворота 1917 года, то в официальных документах село продолжало именоваться селом, а деревня, где храма никогда не было, называлась деревней. Но также с трудом верится и в то, что православные переписчики XVIII века по причине невежества или по недоразумению перепутали село с деревней. Обвинить их можно было в чём угодно, но в этом - просто не поворачивается язык. Или же должно было произойти нечто из ряда вон выходящее!

Известно, что во времена проведения подворных переписей XVII – XVIII веков имели место случаи, когда переписчики за взятку пропускали отдельные строения или даже целые деревни, и наоборот, не получив мзду, переписывали населённые пункты дважды, а пустые дворы записывались ими как жилые!

Ведь итоги подворных переписей 1710 и 1716 годов фактически были отвергнуты Петром I во многом именно по этим причинам, а вместо них стали проводиться переписи подушные.

Поэтому нельзя исключить того, что и при проведении первой подушной переписи 1719-1728 годов крошечный населённый пункт умышленно пропустили, хотя пойти на такое мог не каждый. Времена были суровые, и очень даже легко можно было поплатиться головой. Вместе с тем расположенные неподалёку поселения Бурнак и Туголуково переписчики зафиксировали, и оба – в 1719 году! Однако после этой даты они, вероятнее всего, в наши края больше не заглядывали!

Более или менее внятная информация, касающаяся истории возникновения сукмановского храма Николая Чудотворца, а если быть более точным, одно из первых упоминаний о нём, относится ко второй половине XVIII века. Речь идёт об уже цитировавшемся ранее отрывке из «Экономических примечаний» к планам Генерального межевания Борисоглебского уезда конца XVIII века. Как оказалось, это была простая констатация факта.

Упоминание о первой деревянной церкви в Сукмановке, на момент написания этих строк, относится к 1776 году. «Ведомость, учинённая за прошлый 776 год Танбовскаго уезду села Сукманскаго церкви Николая Чудотворца» даёт нам некоторое представление о состоянии дел, но, на мой взгляд, всё-таки не отвечает на главный вопрос: когда? Причт состоял из двух попов – Александра Фёдорова 37 лет и Василия Егорова 35 лет, дьячков Анфиногена Леонтьева 40 лет и Петра Александрова 16 лет, и двух пономарей: Фёдора Леонтьева 60 лет и Захара Анфиногенова 20 лет. «Приходских 200 дворов, пашенной земли 25 четвертей в поле, а в дву по тому ж (т. е. ещё по 25 четвертей в каждом из двух оставшихся полей – В.К.), сенных покосов на 20 копен… При оной церкви…приходских дворов, пашенной земли, сенных покосов более выписанного числа не имеется. Писал священник Александр Фёдоров вместо товарища своего попа Василия Егорова, понеже он болен, по ево велению руку приложил». Для лиц непосвящённых добавлю, что четверть земли – это ½ десятины, или 0,55 гектара земли.

Затем, буквально за два календарных года, население села Сукманского и окрестных деревень выросло на четверть иного свойства – с 200 до 250 домов, причт увеличился до 7 человек. «Ведомость письменная за прошлый 788 год Танбовскаго уезду села Сукманскаго церкви Николая Чудотворца священников Василия Егорова и Александра Фёдорова», поданная в «генваре» 1779 года, в целом не отличалась обилием информации, и ко всему прочему внесла путаницу в возраст всех членов причта, который претерпел некоторые изменения. Да и написана была она рукой всё того же Александра Фёдорова и по той же причине, что двумя годами ранее.

В то же время в одном из фондов РГАДА обнаружилось дело под названием «Сказки однодворцев, помещичьих и экономических крестьян станов по Вороне и Саволе Тамбовского уезда» за 1763 год, где бывшая деревня Сукманская названа селом, а список проживавших в ней лиц занимает ни много ни мало 126 листов! То есть, получается, что Сукмановка получила статус села в промежутке между второй и третьей ревизиями. Конец всем рассуждениям мог бы поставить любой документ, подтверждающий более раннее наличие храма (храмозданная грамота, клировая ведомость и т. д.), но обнаружить их пока не удалось. Поэтому клировая ведомость за 1776 год до поры до времени и остаётся самым ранним свидетельством существования храма.

В пользу более раннего возникновения церкви говорит и наличие столь представительного причта, численность которого почти не изменялась и в последующие десятилетия и, конечно же, достигла своего максимума не сразу.

Как отмечалось выше, к началу следующего (XIX) столетия село значительно выросло численно и территориально, и поэтому возникла потребность в постройке достойного нового храма.

До наших дней сохранилось несколько прелюбопытнейших документов, пусть и не в полной мере, но всё-таки проливающих свет на историю возникновения в селе Сукмановка каменного храма Николая Чудотворца. Одно из дел Тамбовской духовной консистории, существовавшей с 1758 года, имеет вполне прозаическое название, а содержание его позволяет более или менее отчётливо проследить весь ход событий на начальном этапе.

Его современное название – «Дело по прошению прихожан села Сукманское (Шинокость) Борисоглебского уезда о разрешении строительства каменной церкви вместо ветхой деревянной за январь 1805 г. – январь 1808 г.». Длившееся три года, оно, в конечном счёте, увенчалось успехом и привело к тому, что на строительство было наложено высочайшее повеление, закончившееся освящением в 1856 году нового храма, равного которому не было, пожалуй, во всей губернии. Как видим, от момента первоначального замысла до его практического воплощения прошло более полувека. Срок по меркам человеческой жизни равен как минимум времени двух поколений. Почему так случилось, и было ли так на самом деле, нам и предстоит разобраться.

Уже из названия видно, что старая деревянная церковь, согласно документам простоявшая не менее 30 лет, а по моим предположениям, раза в 2-3 дольше, окончательно пришла в негодность. Проводить в ней богослужения стало, по-видимому, небезопасно.

Угроза деревянным и каменным храмам, равно как и людям, находившимся внутри них, исходила отовсюду. Церкви могли обрушиться по причине банальной ветхости или недобросовестности строившего их подрядчика. Случались просадки грунта и ошибки проектировщиков, а также стихийные катаклизмы. Но подлинным бедствием того времени были пожары, не щадившие никого и ничего. Церкви загорались от неосторожного обращения с огнём во время и после богослужения, в результате попадания в них молний, на церковные здания «перекидывался» огонь с крестьянских дворов во время массовых пожаров, которые отмечались ежегодно практически в большинстве населённых пунктов губернии.

В то же время численность населения села, которое в официальных документах чаще всего именовалось как Сукманское (или Сукманка), и составлявшая не менее 2000 человек (в два раза больше, чем сейчас – В.К.), предрасполагала к тому, чтобы культовое строение соответствовало статусу населённого пункта и потребностям его обитателей.

Итак, в январе 1805 года в духовную консисторию поступило прошение от прихожан села Сукманское (Шинокость) о разрешении построить в селе каменную церковь. На языке начала XIX века оно было сформулировано следующим образом: «1805 года генваря 5 дня по архиву № 4 Тамбовской духовной консистории дело по прошению села Сукманского Шинокость тож приходских людей о дозволении построить вместо ветхой деревянной церкви иное каменным зданием».

«Прошение о дозволении» начиналось обращением в духе того времени: «Великому господину, преосвященнейшему Феофилу, епископу Тамбовскому и Шацкому и кавалеру… Борисоглебского уезда, села Сукманского Шинокость тож от приходских разных чинов людей и от однодворцев, всепокорнейшее прошение. В вышеописанном селе деревянная церковь Николая Чудотворца пришла в ветхость, почему мы ныне намерены иметь вместо деревянной по прилагаемому при сём плану и фасад(у) (на другом листе) вновь построить каменную церковь с двумя приделами. Настоящего, во им. Воскресения Христова, и в придел(ы) настоящего вошли Пресвятой Троицы и Николая Чудотворца, с употреблением на то строение и церковной ныне имеющейся суммы, в рассуждение чего вашего преосвященства покорнейше просим: нам вновь каменную церковь построить дозволить, потом учинить архитектурную резолюцию. Генваря 5 дня 1805-во года». А далее следовали имена и фамилии ходатайствовавших о постройке храма помещиков и однодворцев.

«К сему прошению надворный советник Фёдор Муратов руку приложил, ротмистрша Марья Мосолова руку приложила, капитан Данила Писемский руку приложил». И лишь четвёртым по счёту приложил руку «надворный советник князь Александр Мещерский». Фамилии некоторых подписантов, вероятно, известны немногочисленному искушённому читателю. Это – титулярная советница Марья Нелидова; гвардии корнет Сергей Уваров; капитан Сергей Дмитриев; секунд-майор Фёдор Есипов; капитан Тимофей Есипов; премьер-майор Карп Штален; архитекторша Прасковья Петухова; поручик Лев Анисифоров сын Морилов; прапорщик Василий Синдев.

«К сему прошению» также приложили руку немногие из числа грамотных однодворцев: Михайло Синдеев и Матвей Писемский. А вот за остальных «лутчих людей» и «вышеписанного однодворц(е)х выборнаго» Аникея Познякова, «за неумением их грамоте по их прошению руку приложил» … «того села Земской Пётр Андреев». Полагаю, их фамилии заслуживают быть упомянутыми на страницах этой книги.

Подписи (орфография подлинная) были поставлены от имени – Никифора Алтухова, Савелья Шеталова, Ивана Алтухова, Кузмы Рослякова, Степана Архипова, Савостьяна Беловецкаго, Иуды Белолипецкаго, Епифана Толстых, Леоне Кожухова, Афонасья Черных, Рамана Жабина, Михайло Белолипецкаго, Трофима Жабина и Тимофея Белолипецкаго.

Всего, если причислить к когорте подписантов Петра Земского, прошение подписал 31 человек, из которых 13 являлись местной «знатью», а остальные – однодворцами. Таким образом, под прошением, для придания ему большего веса, свои подписи поставили все окрестные помещики и другие, наиболее достойные по меркам XVIII – начала XIX веков, люди.

Зная, какой долгой и утомительной может быть процедура прохождения прошения в епархии и в Святейшем Синоде, а также утверждение проекта, они предусмотрительно сопроводили прошение уже готовым проектом храма. И правильно, как оказалось, сделали. Но мы, по-видимому, никогда не узнаем имя его автора, так как тогда не было принято ставить свою подпись на чертежах и расчётах. Подобного рода практика укоренилась лишь в конце XIX столетия. Хотя чисто теоретический шанс всё же остаётся.

Через некоторое время «генваря 9 дня под №3» в деле появилась запись следующего содержания: «По получении этого прошения… приказали резолюцию его преосвященства заготовить… о построении означенной каменной церкви вместо деревянной, храмозданную грамоту с надлежащим прописанием представить оную его преосвященству».

К сожалению, особенности делопроизводства начала XIX века не позволяют чётко отследить этапы прохождения дела по инстанциям. Почти все решения принимались в январе, и почти всегда при полном отсутствии указания года, кроме первого и последнего. Никаких упоминаний о 1806 и 1807 годах в деле нет. Или же я что-то упустил из виду…

Ещё некоторое время спустя «великому господину преосвященному Феофилу, епископу Тамбовскому и Шацкому и кавалеру», от консистории его же преосвященства был представлен «покорнейший доклад».

«Изготовленная по решению Вашего преосвященства, а по прошению Борисоглебской округи села Сукманского Шинокость тож Николаевской церкви прихожан, о построении в оном селе вместо деревянной церкви вновь каменным зданием во имя воскресения Христова с двумя по обеим сторонам приделами, по правую во имя живоначальной Троицы, а по левую святителя и Чудотворца Николая храма, данная грамота для подписания Вашему преосвященству, равно и планы для оного ж от консистории благочинно подносятся при сём». Доклад подписали Лебедянский архимандрит Геннадий, Покровский протоиерей Александр Телятник (?), крестовый … Филарет, Троицкий иерей Афиноген. По-видимому, в тот же день в деле появилась такая долгожданная для прихожан села Сукманского запись под №16: «1808 года генваря 20 дня. По сему докладу Грамоту Храмозданную нами подписанную и план препоручить кому следует». И, наконец, подпись: «генваря 20 дня… Феофил».

В самой же храмозданной грамоте, начинавшейся со слов «Божиею милостию…» и повторявшей основные моменты прошения и доклада, содержался ряд конкретных указаний. Строго предписывалось, что новую церковь следует строить «на другом, близ ветхой церкви месте … по приложенному при сём плану и фасаду, нами утверждённым, по чину греко-российскому. И по построению убрать оную церковь и приделы иконостасом и святыми иконами кроме коих сборных и празномерных, так же неискусно писанных, каковые именным 1759 году февраля 7 дня высочайшим указом писать запрещено: в той церкви отнюдь не было б, по подобию прочих греко-российских церквей благочинно и благопристойно; так же церковными сосудами серебряными, а по крайней мере из чистого олова, алтарными священно-церковно-служительскими облачениями и книгами всего церковного … новоисправными с подписанием по листам на имя той церкви, между коими могли быть Новый Завет, православного вероисповедания букварь, и духовный регламент и прочие в (том?), что следует для церкви удовольствовать. А престол построить по указной мере, а именно, в вышину не менее аршина шести вершков, … во длину аршина осьми вершков, в ширину аршина же и четырёх вершков.

В прочем, строение оной церкви с приделами производить с точностью вышеизложенного плана и фасада… что следует до прочности строения, то наблюдать, чтобы укреплений потребных не жалеть… благочинному иметь примерное смотрение.

По совершённом же той церкви с приделами строением окончанию, и всего приличествующего ко освящению приготовлении, оныя благочинному освидетельствовать, описать со всяким обстоятельством, и ту опись представить в консисторию нашу.

И ежели по достоверному во оной освидетельствованию окажется оная церковь с приделами в … приличествующем удовольствовании, тогда по освящении их, дано быть иметь от нас особое благословение. При положении же сей новой церкви для надлежащих по церковному чиноположению исполнению, быть благочинному со священниками той церкви, во свидетельство чего и дана сия от нас благословимая Храмозданная Грамота, рукою нашею подписанная и печатью утверждённая в богоспасаемом граде Тамбове в крестовой нашей архиерейской палате, лета от рождения Христова 1808-го генваря 20-й день. Подлинную подписал тако: Феофил, епископ Тамбовский и Шацкий». Есть под грамотой и другие подписи, прочитать которые можно разве что с помощью рентгена или многократного увеличения текста.

Однако нельзя отрицать и того, что храмозданную грамоту подписали те же люди, что подписывали незадолго до этого доклад.

Через год и девять месяцев между прихожанами Сукмановской церкви и благочинным Борисоглебской округи протоиереем села Ростоши Иваном Алексеевым, а именно ему предписывалось «иметь примерное смотрение» за строительством храма, произошёл конфликт. В основе его лежал написанный благочинным на имя епархиального начальства рапорт, после чего было заведено «дело … о взыскании церковных денег с прихожан села Сукманка за октябрь 1810 – июль 1812 (года – В.К.)».

Конфликт, начавшийся 31 октября 1810 года (по ст. стилю), т. е. с момента подачи благочинным рапорта в епархию, принял затяжной характер. Как указывал податель рапорта «с прихожан взыскивалось прежде церковной суммы, разобранной ими своеполна (полностью самими – В.К.), посредством Тамбовского губернского правления, коему сообщено о том, того года августа 9-го и октября 26 числа, 3050 рублей». Витиеватый по форме, и достаточно бестолковый по содержанию, рапорт благочинного, составленный более двухсот лет назад, не всегда позволяет прочно удерживать нить событий. Вместе с тем становится понятно, что по состоянию на 31 января 1808 года в остатке за 1807 год у прихожан находилась сумма в «3483 рубля и 8 копеек». По мнению Ивана Алексеева, следовало «употребить на строение, вместо ветхой деревянной церкви новой каменной, половинное число, т.е. 1741 рубль 54 копейки», а другую половину «взыскать (с) села Сукманского прихожан разобранной ими церковной суммы».

По-видимому, деньги хранились у церковного старосты, и прихожане, пока их ходатайство рассматривалось в епархии, «попридержали» ежегодные платежи; после же утверждения проекта храма епархии решили ничего не платить, а деньги употребить на строительство. Стороны долго не уступали друг другу. И в епархии, как, впрочем, и в Тамбовском губернском правлении, решили употребить власть.

К делу о взыскании «разобранной суммы» был подключен грозный Борисоглебский земский уездный исправник Докукин.

Смысл кипевших в то время нешуточных страстей более или менее прояснил рапорт губернского секретаря Мещерского. По его словам, «было найдено в том году по разным роспискам 616 рублей 92 коп.», да «поступило в приход 586 руб. 20 коп», а всего – 1203 руб. 12 коп. Расходы же составили 276 руб. 18 коп, «осталось на мир 926 руб. 94 коп». При подсчёте сумма долга прихожан выросла до 2668 руб. 48 коп., но за взыскание «в число сих последних 445 руб., остаётся теперь в недоимке 2223 руб. 48 копеек».

Дотошный благочинный и губернские чиновники каким-то неведомым образом получили достоверную информацию обо всех денежных средствах, имевшихся в распоряжении прихожан, и, судя по рапорту благочинного, поданному 11 июля 1812 года, и ещё более раннему рапорту исправника Докукина, с деньгами прихожанам всё же пришлось расстаться.

К делу был приложен и «реэстр ассигнациям по сортам оных годов и номеров». Всего в реестре значилось 28 купюр номиналом в 50 рублей каждая, самая «старшая» из которых была выпущена в 1796 году (№178736), а «младшая» – в 1808-м. Правда, номер последней купюры оказался фантастически велик – 2323206!

Что же касается личности самого благочинного Ивана Алексеева, то он происходил из потомственной священнослужительской семьи: в Ростошах служили его дед и отец (Алексей), от которого он и принял в конце XVIII века место, руководя приходом около 47,5 лет, т. е. с конца декабря 1793 года по середину 1841-го! Служить начинал причётчиком в церкви села Костино-Отделец, а благочинным всей Борисоглебской округи, благодаря «способностям и рвению», стал 14 января 1798 года. Протоиерей Иван Алексеев (Ростошинский) всегда отличался жёстким, можно сказать тираническим, доходящим до крайней степени жестокости своенравным характером и, серьёзными, в том числе родственными связями в губернском центре. Жил очень богато, имел множество друзей из числа соседей-помещиков, и ещё больше – врагов, однако умер естественной смертью «от водянки», лишившись за несколько лет до кончины рассудка, но, успев передать священническое место в своём роду по женской линии.