Николай Алёхин, известный в городе врач, продолжает делиться с горожанами своими воспоминаниями о далеком и страшном времени фашистской оккупации, которую ему пришлось пережить. Начало воспоминаний - в №19 и № 20 “Нашего вестника”, а сегодня публикуем их окончание.
А те фашисты, расстреляв советских солдат, спустились с элеватора, сели на укрываемых в потайном месте коней и покинули Чернянку, поскакали в сторону Белгорода на запад.
Этот случай дал всем понять, что фашисты могут скрываться в секретных от населения схронах, неожиданно нападать, причинять вред как наступающим частям Красной Армии, так и мирным жителям. Отступление прибавило им злобы, они не хотели сдаваться, а потому от них можно было ожидать чего угодно, как показал вышеописанный случай.
Однажды мы с мамой поздно вечером возвращались от кумы Насти, живущей недалеко от нас. У своего дома заметили две фигуры, которые при нашем появлении спрятались за колодезный сруб. Мама испугалась, остановилась и тихо мне шепнула: “Немцы". Что делать? Бежать? Нет, этого делать никогда не надо. Если побежим - сразу расстреляют. Мы услышали, как щёлкнули затворы их оружия, значит, мы на мушке, на прицеле. Мама приняла свое решение - мгновенно схватила меня на руки и продолжила идти навстречу незнакомцам и громко, чтобы те услышали женский голос, голос матери, стала меня убаюкивать, повторяя нараспев: "Бай, бай, бай".
Действительно, её голос услышали, и навстречу нам вышли двое, один из них произнес: "Мать, не бойся, свои". Услышав неподдельную русскую речь, мама разрыдалась от радости, стала их обнимать, повторяя: "Наконец-то пришли! Дождались! Дождались! Наши! Наши! Дорогие сыночки! Пойдёмте ко мне в хату".
Дом стоял рядом с колодцем. Из-за его сруба поднялись остальные солдаты.
Мать быстро затопила печку, помогла им раздеться, стала хлопотать с ужином, всё повторяя: "Сыночки! Сыночки, дорогие наши! Наши!" и расспрашивая, а не служил ли с ними вместе Алехин Мишка и сын Дмитрий?
Ответы были отрицательными. Моего отца и брата никто не видел. А как хотелось бы встретить человека, который хоть что-то о них рассказал. Ведь мы о них ничего не знали с первого дня оккупации.
Солдаты разделись, валенки, одежду, портянки положили сушить на печку. В хате даже запах чисто русский от них появился. От немцев всё псиной какой-то воняло. Бойцы развязали вещмешки, достали брикеты горохового супа и банки с тушенкой. Мама сразу приготовила суп, пожарила картошку с огурцами и капустой. От солдат узнали, что они четыре дня были в наступлении, совсем не спали, и поесть особо некогда было. А мама, счастливая от того, что встретила своих, начала, накормив и уложив бойцов спать, стирать их белье. Как она хотела по-матерински им угодить! Ведь наверняка и другая такая же мать так же тепло встречала родных солдат, как своих сыновей. Такой доброты, как у русских, нет, пожалуй, ни у одного народа нашей земли.
Мы не успели уснуть, как на рассвете солдаты получили команду - снова вперед! Мама быстро приготовила им завтрак, занесла обледеневшее белье с улицы в хату, а затем уложила на пулеметы, установленные прямо на лыжи. По команде лошади тронулись, увозя на лыжах пулеметы и наших бойцов.
Провожая их, все женщины плакали. Мама все повторяла: "О, бедные, не успели отдохнуть, опять в бой".
Освобождение
Вскоре в сводках Совинформбюро прозвучала весть об освобождении от фашистских оккупантов Чернянского района Курской области.
А примерно через месяц мы получили первое после оккупации долгожданное письмо от брата. Он писал, что жив, здоров, успешно продвигается на запад, сообщал, что много раз писал отцу, но ответа ни разу не получил. Опять слезы, слезы и радости, и горя. Мама ходила по селу и просила каждого грамотного (сама она не умела читать и писать) еще и еще раз прочитать это дорогое ее сердцу письмо.
Ранней весной 1943 года был призван на передовую и мой второй брат Василий в возрасте 17 лет. Теперь трое из одной семьи были на фронте.
От зари до зари
Приближалась посевная сорок третьего года. К ней готовились в условиях полной разрухи. Но каждый осознавал, что ее надо провести вовремя. Лозунгом дня были слова: "Всё для фронта, всё для Победы". Лошадей не было (тоже были призваны в армию), о тракторах и речи не велось. Женщины, в том числе и мама, запрягали оставшихся коров, быков, работали на них от зари до зари. С поля приходили смертельно усталыми, в разорванной одежде, с травмированными руками и ногами. Многие животные, не привыкшие ходить в упряжке, своими рогами ломали людям ребра, наносили другие раны.
Этот труд для слабых женщин, живших впроголодь, имевших кучу детей, был поистине нечеловеческим, непосильным, но они старались справляться со всеми трудностями. Действительно, об этих великих труженицах тогда и сочинили: "Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик". Как только они выжили?
Тем не менее, как ни было трудно, весеннюю посевную кампанию женщины, старики и дети провели успешно. Работали в колхозе и стар, и мал. Сельчане в любую погоду боролись за хлеб для фронта.
Однажды, когда я находился на реке со своими сверстниками, услышал женский крик: "Колька, беги скорее домой, на мотоцикле приехал твой брат Димка!". Мы все толпой побежали домой. Возле ворот дома уже толпились люди со всего села.
Оказывается, Димкина воинская часть, кажется, 81-й армии, продвигалась на запад через Новый Оскол без остановки. Но мой брат все-таки получил разрешение заехать в родной дом. Во дворе стоял трехколесный мотоцикл, двери дома раскрыты настежь. Каждый из селян хотел увидеть, услышать и поговорить с первым появившимся наяву фронтовиком из своего родного села. Димка стоял в полевой военной форме, на гимнастерке медаль.
Водитель был в комбинезоне; кстати, он был из города Рассказова Тамбовской области, звали его Валентин Редкозубов. Позже брат сообщил в письме, что этот боевой его товарищ погиб в одном из жестоких боёв.
Побыл Димка у нас, как в сне, всего-то часа два и спешно отправился догонять свою часть. Маме брат сообщил, что отец в последнем письме ему писал, что его кавалерийский эскадрон из Вологды направляется в осажденный Ленинград. После этого переписка с ним прекратилась. А позднее по запросу брата пришло извещение об отце: "В списках живых и погибших не числится. Пропал без вести".
Вот так мы осиротели, остались без отца.
А жизнь в селе продолжалась. В школе возобновились занятия. Тетрадей не было, писали на газетах, оберточной бумаге, на том, кто что мог достать. Чернила делали, настаивая черные подсолнечные семечки. Помню, как мама каждое утро в 5-6 часов поднимала меня, чтобы я из кремния добыл ей огонь - растопить печь. Спичек, соли не было вовсе.
А жестокая война продолжала собирать свои жертвы. Похоронки приходили и приходили в село. Возвращались в село и солдаты, изувеченные, раненые, контуженные, без рук и без ног. Мой дядя вернулся домой без глаза.
Но всем им радовались не только родные и близкие, но и все селяне. Фронтовики становились бригадирами, председателями колхозов, помогали всему селу советами, своим мужицким трудом. И чем больше прибывало их в отчий край, тем легче, пусть и чуть-чуть, становилось колхозу.
Братья Василий и Дмитрий писали с фронта регулярно, меня просили не бросать учебу. Одежда у ребятишек военного времени была совсем плохонькой. Летом мы бегали босиком, но обязательно в пилотках с красной звездой. Рубашка и брюки были пошиты из грубой ткани солдатских плащ-палаток.
Приближался самый радостный день
Фронт откатывался от наших мест всё дальше и дальше на запад. От Василия мы получали письма из Прибалтики, а от Дмитрия - с Украины. Они принимали участие в освобождении прибалтийских государств и Украины, за что и были награждены орденами и медалями.
В тот период Совинформбюро почти ежедневно сообщало об освобождении нашими войсками рабочих поселков, районов и городов страны.
И, наконец, прозвучало сообщение, что немец полностью изгнан с территории СССР. Какое это было счастье для всех нас! Наши войска приближались к Германии, а значит, приближался и тот радостный день, которого ждали не только народы Советского Союза, но и вся Европа, народы всего мира, - День Победы. Мы выстояли и победили.
Враг разбит, наша Победа!
День Победы забыть невозможно. В наш дом забежала тетя Варя: "Радио передало: закончилась война! Победа!". Мама словно окаменела, потом горько и громко заплакала, причитая: "А мой Мишка на войне голову сложил. Все придут, а я своего не дождусь". Тетя стала её успокаивать, но мама продолжала рыдать…
Сельхозработы и занятия в школе в этот день были отменены. Все собрались идти в район на митинг. В первый раз без родителей мы с пацанами, гордые и радостные, пошли в Чернянку. Со всех сел по дорогам сюда дружно стекался взволнованный народ.
На районной площади разместились машины и трибуна, которые были обиты красным материалом, всюду транспаранты, плакаты. Играл военный духовой оркестр. Лились песни, частушки, играли гармошки. Многие плакали. Детей несли верхом на плечах. Подходили на площадь инвалиды без рук, другие - на костылях, а третьих подвозили на колясках. К трибуне строем подошли солдаты, на груди у многих сияли ордена и медали. Все радостные, как никогда, счастливые: "Войне конец! Победа! Победа!". У всех на устах были эти слова.
А потом начался митинг. К трибуне вышел мужчина, одетый в гражданскую одежду. Обращаясь к присутствующим, он сильным голосом и с большим пафосом, громко, как в рупор, на всю площадь объявил:
"Дорогие товарищи! Митинг, посвященный Дню Победы советского народа над фашистской Германией, объявляю открытым!" Грянул гимн Советского Союза в исполнении духового оркестра. А после него все закричали на разные голоса: "Ура! Ура! Победа!". Началась праздничная стрельба в небо; полетели вверх фуражки, картузы и пилотки. Все стали обнимать друг друга, целоваться. И почти вся площадь плакала. Слезы радости и горя лились беспрестанно.
Через несколько минут председательствующий стал говорить громко и вдохновенно, подняв руку:
- Не плачьте, жены! Не плачьте, матери! Не плачьте, братья и сестры! Враг разбит, наша Победа!.
Толпа опять загудела, закричала. Ту радость трудно передать словами. Мы вырвали у врага Победу невероятными усилиями, дорогой ценой.
И мы, дети войны, никогда не забудем, что нам пришлось пережить в оккупации. Пусть никто из подрастающих поколений никогда не узнает, что такое война.
