Лента новостей
Статья19 октября 2015, 09:56

Духовная дочь Серафима Саровского

"И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную".
(Мф. 19, 21).
ИГУМЕНЬЯ ДОРОФЕЯ, в миру Вера Егоровна Кудрявцева, судя по свидетельствам, человеком была очень скромным и не охоча рассказывать о своей жизни и о пути своём к служению Богу.
В одном из номеров "Тамбовских Епархиальных ведомостей" за 1864 год (номера 14-19), в материале, посвящённом описанию жизни Богородице-Знаменского Сухотинского монастыря, написанном М.П. Кадомским, читаем: "Да простит нам матушка игуменья за нашу нескромность, если мы сделаем лёгкий очерк ея жизни в мире, отречения от мира и поступления в монастырь; потому что сама она старается скрывать этот период своей жизни от других. Трогателен рассказ о ея нежной юности, развившейся исключительно в выспренних впечатлениях, в думах высоких и в любви, тоскующей по небесным радостям и жизни иноческой".

Вера Егоровна и её старшая, родная по матери, сестра Софья Романовна, потерявшие в младенчестве родителей, пользовались особенным расположением благодетеля своего генерала Т. Он, видя безвыходно-бедное положение малюток-сирот и заметив в них большие способности к пению, взял их к себе в дом и воспитывал, как родных детей. Сёстры имели ангельские голоса и радовали благодетеля, его домашних и гостей красивым пением. Особенно любили они петь под аккомпанемент фортепиано. Все, посещающие дом генерала, осыпали их ласками, лелеяли их за их трогательное пение и скромность.

Ныне от нас сокрыты первые шаги их во след Христу, то, что происходило в пору непростого жизненного выбора, когда решался вопрос: избрать ли "преходящую заботу и суету о многом или часть благую, которая никогда не отнимется" (Лк. 10,41-42). Но сердца их по мере взросления, развития сил физических и духовных, стали полниться неизъяснимым для них чувством тайной тоски и пренебрежения ко всем радостям жизни мирской, возревновали о "части благой". При всех удовольствиях бытия, среди живительных и сладких надежд будущего, они страдали тайным горем о спасении душ. Ибо запали в душу слова: "и всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную" (Мф. 19). Только и было для них утешением, что могли доверять друг другу свои томления и взаимным сочувствием услаждать страдальческую тоску. Мысль, что ради временных наслаждений жизни, они смогут потерять радости царствия небесного, до того тревожила их обеих, что они отказались от суетности и праздности и среди видов и надежд на земное счастье решились убежать из-под крова своего благодетеля и скрыться в каком-либо монастыре. Бог видел чистоту намерений и Сам благопоспешил исполнению их, проведши, впрочем, через искушения.
С искренним горем выслушал весть о своих возлюбленных питомицах генерал. Сердце его билось и кипело негодованием, что они решились принять на себя иноческий вид. В первом порыве гнева генерал отправил за ними гонцов, чтобы поймать их и вернуть в дом. Меж тем сестры, опасаясь погони, не шли, а бежали по неизвестным им дорогам и, по непривычке к путешествиям, скоро утомились до того, что Софья стала падать и не могла идти дальше. Верстах в тридцати от дома благодетеля они решились ночевать и только вошли в стоявшую посреди густого сада келью, жилище двух девиц, посвятивших себя служению Богу, как посланные генералом явились в селение, спрашивали о них, ходя из двора во двор. Одна только темнота ночная спасла их от преследователей.

В ТРЕПЕТЕ и смущении от страха и неизвестности своей будущей участи, они направили путь свой к Саровскому старцу Серафиму, чтобы у него испросить благословления и наставления, где и как посвятить себя первым опытам иночества. Старец благословил их намерения и советовал им отправиться к начальнице Нижегородского Крестовоздвиженского монастыря игуменье Дорофее Михайловой, сказав им: "Она устроит вашу участь". Прибыв в назначенный старцем монастырь, они явились к начальнице и высказали своё душевное желание, а вместе с тем и препятствия, которые затрудняют его исполнение. Состояние их было плачевным, при себе они не имели никаких актов и документов на свободное проживание, а тем более на поступление в монастырь. Игуменья приняла их ласково, дала им успокоиться и отдохнуть в продолжение нескольких недель от тревог и волнений, вынесенных ими в пути. Но, опасаясь гнева генерала,
объявила им, что не может долго держать их в монастыре по неимению видов.

Болью отозвались в сердцах юных Веры и Софии слова начальницы и вызвали у них ручьи горьких слёз. Игуменья, видя их сильное желание посвятить себя жизни иноческой, решилась устроить их судьбу и отправила в Москву к графине Орловой, с письмом, в котором просила её принять в них участие. Графиня, живо сочувствуя их горю, писала к генералу, с которым была лично знакома и убеждала его отпустить девиц Веру и Софию и выслать ей в Москву увольнительные для них виды. "Во имя Бога, желающего спасения всем и каждому из нас, умоляю тебя, уважь мою просьбу и исполни её", - писала она генералу. Генерал, получив это письмо, сначала взволновался от гнева, ведь он втайне ещё надеялся на их возвращение и не желал им, красивым, юным и талантливым, иноческого креста. Но потом, пришедши в себя, особенно вняв усиленной просьбе графини и видя настойчивость намерений своих воспитанниц, решился выдать увольнительные акты. Препровождая эти бумаги к графине Орловой, он писал ей: "Жаль мне их, жаль как искусных певиц! Но если они уже решились посвятить себя Богу, делать нечего. Спасение души дороже всего, пусть молятся они и о спасении моей грешной души".
Получив увольнительные виды для сестёр, графиня Орлова, наградив их щедро всем нужным для жизни иноческой, отправила в своём экипаже к игуменье Дорофее в Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь. Игуменья приняла их как уже знакомых, ласково, облекла в чёрное одеяние и назначила Вере послушание на клиросе, а Софье - по больнице. Но приуказить их не спешила с той мыслью, что, может быть, воспоминания о прежней светлой жизни в мире живо воскреснут в их молодых, неокрепших душах и возбудят сожаление о ней, а, возможно, и решимость покинуть стены монастырские. Но жизнь иноческая всецело увлекла сестёр в свои объятья, а монастырь развил в юных душах отрадные надежды спасения. Они твёрдо решили посвятить себя первым строгим опытам иночества именно в этом монастыре. Когда игуменья со своей стороны в продолжение пятилетнего искуса, уверилась, что мир более не пленяет их и всё мирское оставлено ими вне стен монастыря, решилась принять их в монастырь уже совершенно или, выражаясь языком монастырским, приуказить их. Произошло событие сие 10 февраля 1825 года.

СНАЧАЛА ЖИЗНЬ их в монастыре текла тихо и спокойно. Радость и горе, грусть и уныние - всё делилось дружескими сердцами пополам. Но вскоре пришла беда, у Софьи тяжко заболели ноги, не могла ходить. Болезнь эта получила своё начало с трудностей путешествий и всегда ею чувствовалась, а в это время развилась в высшей степени и низвела её на смертный одр. Оставшись одна, без любимой сестры и родственной души, Вера всю свою любовь, все свои мысли устремила к Богу и усердно занималась исполнением возложенного на неё послушания. 25 марта 1830 года накрыта она была рясофором, а 17 июня 1834 года пострижена в монашество и наречена Дорофеею. Игуменья любила Веру как родную сестру за её кротость и внимание к точному и беспрекословному выполнению возлагаемых на неё послушаний, руководила ею в жизни духовной своими советами и наставлениями, и в знак своей любви к ней нарекла ей своё собственное имя.

Незадолго до этого, вероятно перед смертью старца, Вера ещё раз посещает Преподобного Серафима Саровского. Это событие оставило глубокий след в её жизни, изменило её предчувствиями грядущих перемен, связанных с тревогами и многими трудностями. Матушка была в келье старца и весьма удивилась, когда Преподобный насыпал мешок картошки и велел матушке понести его. Она исполнила просьбу. И сказал тогда он: "ты сможешь понести. Устрой у себя богадельню, пусть там вяжут и прядут, а если не могут, пусть в церковь ходят. Барыню-то уважай, да берег-то укрепи, берег".

Провидя аскетическую жизнь будущей игуменьи, старец благословляет ей железные вериги весом 3 фунта и 45 золотников, по расположению частей - в форме монашеского парамана. При них два креста; первый с изображением Распятия Христа Спасителя и задний - с изображением святого Архангела Михаила, а также власяницу. Эти особо почитаемые реликвии, по свидетельствам матушек, хранились особенно бережно. Вериги находились в отдельном деревянном сундучке и передавались последующим настоятельницам монастыря. Эти дары старца часто использовались в монастыре в лечебных и усмиряющих плоть целях, их по распоряжению игуменьи "возлагали по временам" на больных сестёр или на впавших в какое-либо искушение и те чувствовали после этого заметное облегчение. Вериги преемственно переходили от одной настоятельницы монастыря к другой. Власяница же по смерти матушки Дорофеи (память её 2/15 января) при погребении положена была, согласно её словесному завещанию, вместе с нею во гроб.
Вспоминала о беседе своей со старцем матушка всегда "с необыкновенным восторгом и слезами глубокого умиления".

Это будет потом. Подлинный смысл слов старца откроется лишь спустя десятилетия. Пока же по соседству, в Тамбовском уезде, на высоком берегу реки Нару-Тамбов, готовилось место её будущих молитвенных подвигов и предстоящих трудов по устроению славного Богородице - Знаменского Сухотинского монастыря.
Автор:Любовь СКОРОБОГАТЬКО