***
Загляну в Тарбеевку,
а потом в Булгаково,
катит мелколесием
мой велосипед,
по обыкновению,
всюду одинаково,
что же я, как нанятый,
объезжаю свет?
Малая Романовка,
тихая Ольховка,
а на бывшем большаке
памятен Умёт.
Все они как самая
редкая находка,
только не терявший
разве не поймёт.
Расспроси в окрестностях -
скажут без заминки
люди наши русские,
наши земляки:
всюду есть Ивановки,
всюду есть Кузьминки,
светлые Берёзовки,
в вязах Вязники.
Звонкие Малиновки,
шумные Грачёвки,
а в озёрах россыпью -
значит Озерки -
на лугах под ивами
дивные ночёвки,
в небе тёмно-синем
звёзды-васильки.
Долгие дороги,
робкие тропинки,
"Чьи вы, чьи вы", - кличет
чибис у болот.
Еду по Тюменево,
еду по Ильинке,
где в угоду времени
поредел народ.
В дальней Николаевке
ни кола, ни лавки,
голосом застывшим -
в небе журавель,
а в Прудках на выгоне
кочки да канавки,
со старинных петель
сорванная дверь.
Небеса вечерние,
точно кем зарёваны,
вместо изб навалены
кучей кирпичи.
Русские деревни -
гнёзда разорённые,
и кричат на ветлах
чёрные грачи.
Еду по Тарбеевке,
еду по Булгаково,
катит в Алексеевку
мой велосипед.
По обыкновению,
всюду одинаково,
что же я, как нанятый,
объезжаю свет?
Захлестнуло сердце
грусть не беспричинная,
окатило по уши
пурпуром зари,
то ли померещилось
мне гнездо грачиное,
что по глупой шалости
в детстве разорил?!
