Кленовочка

Среди желтых кленовых листьев, в чью-то последнюю осень, в городском парке бегал маленький и радостный Антошка. Он точно купался в листьях: подбрасывал их вверх, они, шурша, падали на простуженную землю, прощались друг с другом. Антошка, наверное, не слышал их и кружился вокруг городских кленов. От этой беготни его слегка пошатывало, но он не останавливался, словно хотел кого-то догнать. Когда, наконец, дыханье перехватило и Антошку занесло, как маленького котенка, в сторону, он упал в листву, небо смотрело в его голубые чистые и по-детски любопытные глаза, а он - на него. Антошка не хотел вставать и, немного передохнув, стал кататься по листве, звонко смеясь оттого, что все вокруг мелькало, проносилось со скоростью света. Конечно, для такого карапуза это была скорость света!

Родители, гуляющие по парку, обсуждающие какую-то взрослую тему, не замечали Антошку, лишь иногда оборачивались и грозили ему пальцем. Когда карапуз каким-то чудом угодил в грязь и испачкал куртку, родители, обещая домашний арест, стали читать непонятную сорванцу нотацию. Он лишился счастья осенней прогулки и обещанного леденца, но на память решил забрать что-нибудь с собой. Антошка долго выбирал самый большой и красивый кленовый лист, но скоро голоса родителей прервали важное и ответственное решение, и Антошка схватил первый попавшийся листок.
Дома, возле уютного камина, краснощекий Антошка уже сидел с любимыми игрушками, почти забыв свою недолгую грусть, сосредоточившись на чем-то более важном. За окном парк продолжал жить своей обычной жизнью, в которой Антошка перестал принимать участие.
Взрослые положили кленовый лист в книгу, и он стал живым заложником (люди же это называли закладкой) главы о памяти.

Тяжела ты,
любовная память!
Мне в дыму твоём
петь и гореть...

Новое жилье, тесное и холодное, угнетало кленовый лист: обои, исписанные грустными стихами, мало вдохновляли его, а скорее напоминали о той жизни, которую он никогда больше не проживет заново и не исправит прежних нелепых ошибок. Полное одиночество, невыносимая тишина, давящие стены - все это было теперь частью кем-то подаренной жизни, неблагодарной, пустой и ненужной.
Кленовый лист все время думал: за какие грехи он попал в эту тюрьму, тюрьму, где можно научиться мудрости и тоске? Ему так хотелось просто умереть, ведь жизнь кленового листа быстротечна. Все листья умирают в конце осени: кому-то уготовано рассыпаться под напором холодного ветра, кому-то под ногами маленького ребенка, резвящегося в куче желтых обреченных на смерть душ.
Когда кленовый лист лежал на земле и видел прохожих, он мысленно спрашивал у каждого: «Не ваша ли фамилия в записной книжке моей судьбы под номером один?» Но одни проходили мимо, другие пробегали, помахивая лохматыми хвостами. Кленовый лист лежал и ждал своего часа. Как это было страшно и томительно - глядеть на каждого, как на потенциального убийцу.
И вот появился румяный Антошка, в розовой курточке и шапочке с красным помпоном. Кленовый лист дрожал и не шевелился, точно мертвый. Антошка-великан грохотал своими крошечными ножками, и листья замирали. Кленовый лист слышал хруст, соседи по несчастью рассыпались на его глазах, и кругом звучал страшный хор Забвенья, дирижером которого была заслуженная певица Тления - госпожа Смерть.
Но кленовый лист уцелел, казалось, что он лежал здесь целую вечность. Он закрыл глаза и пытался вспомнить что-нибудь хорошее, чтобы отвлечься. Кленовый лист думал о весне, которую больше никогда не увидит, о том, как звенят ручьи, распускаются цветы, как от фонтанов долетают мелкие живительные брызги, и становилось легко и спокойно.

Кленовый лист выдержал испытание, и судьба перевернула свои песочные часы, и все начало крутиться по той же спирали. Казалось, что беда миновала, но вдалеке показалось большое и расплывчатое пятно, слишком быстро приближающееся - это была ладошка мальчика. Кленовый лист подумал, что пропал. Мысленно он прощался с любимым парком, прежней жизнью.
На самом деле он не пропал, а попал в мир книжного царства, из которого выбраться не представлялось возможности. В начале теплилась надежда, что о нем вспомнят, но память людей коротка. Книга, в которой невольник отбывал свой срок, видимо, не нужна была людям. «Они, точно губки, впитывают в себя все подряд: и нужное, и ненужное... Странные!» - размышлял лист. Кленовому листу суждено было стать в будущем гармоничной составляющей гербария, для которого, наверное, припасен еще не один такой несчастный листочек. Узнику оставалось только вспоминать...

- Это было в конце августа, когда уголек молодости угасал, и листья не могли наглядеться на окружающую их красоту. Если они могли бы писать, то нарисовали самый живой пейзаж на свете с высоты своей ветки, сочинили бы прекрасный роман о быстротечности жизни и прелести природы.
На соседней ветке жила Кленовочка, самый замечательный и нежный листочек на дереве. Она никогда не унывала, ее звонкий смех узнавал любой воробей, гостивший в нашем общежитии. Я любил ее больше этого мира, без нее он умещался на ладони и был черно-белым и немым. Я смотрел на нее двадцать четыре часа в сутки, не отводя глаз. И только за ней я различал очертания липы, плакучей ивы и других деревьев. Я познавал этот мир вместе с ней. Она была моим рисунком, а жизнь - фоном. Кленовочка улыбалась лучезарней солнца, светилась ярче радуги, пела слаще соловья, но была дальше звезд. Она почти не замечала меня, я был неприглядным обычным листом с порванным краем. Рядом было множество красивых листьев-кавалеров, и Кленовочка не была обделена вниманием. Я старался не думать об этом, но сердце не слушалось. О, какое было у меня сердце: огромное, непослушное, пламенное, истекающее соком-нежностью. Но она не хотела жить в нем, хотя я не пытался ее покорить.
Нас питал один корень, мы росли на одной ветке одного дерева, может, и это как-то сближало нас. Мы вроде были родственниками: питались одной водой, вместе болели и выздоравливали. Но она была полна жизненной энергии, света, а я был закоренелым пессимистом и меланхоликом. Но жизнь свела нас, сделав такими разными, далекими и близкими.

Лишь один раз она взглянула на меня таким взглядом, за который я отдал бы всю свою кленовую жизнь. Шла гроза, и ливень бил прямо по коже, ветка дрожала, разговоры стихли, птицы разлетелись по гнездам. Я смотрел на Кленовочку, дрожащую от холода. Как мне хотелось укрыть ее, но я не мог приблизиться к ней. Листья не могут ходить, любить со стороны - их удел. И вдруг она посмотрела на меня и слегка улыбнулась. Что это была за улыбка! Океан нежности и тепла хлынул в мое сердце, вытекая из краев, я умирал от любви, моя душа кричала: «Я здесь с тобой, не бойся, любимая!» Я чувствовал, что она слышит мой немой зов, наверняка, она слышала, весь мир настроился на мою волну в эту грозу, и она должна была, этот крик был для нее, для моей Кленовочки!

Любила ли она меня?! Может, и да, может, и нет. Она была предназначена не для меня, я был не достоин, я знаю. Кленовочка принадлежала миру, красота должна принадлежать миру! И она в тайне принадлежала мне, ведь я и есть мир, у каждого есть свой мир. И я украл это право у Всевышнего владеть частичкой души Кленовочки. И где-то внутри меня мое «я» праздновало каждый день победу, ведь у меня была моя любовь, моя жизнь, моя Кленовочка! Утро начиналось Кленовочкой и заканчивалось ею. И этим августом я насыщал себя мыслями о ней, я хотел помнить ее всегда, и даже после смерти, я копил воспоминания. Но разве можно налюбоваться ею? Нельзя! Как нельзя налюбоваться рассветом или закатом. Я знал, что когда-нибудь все кончится и наступит ничто, пустота. Но как влюбленное сердце сможет это пережить! Я бы умер, если бы открыв глаза, не увидел ее!
Я умер, но почему-то мыслю и помню, хотя меня давно уже нет, я вычеркнут из списка живых или похищен у самой судьбы. Но даже если я жив, то я определенно мертв потому, что со мной рядом нет моей ненаглядной Кленовочки! Мое сердце ноет и стонет, хотя как оно может чувствовать, если мертво! Кто мне ответит? Я зажат стенами, и стоит только пошевелиться, и я рассыплюсь. Мое сухое, больное тело ломит и жжет, но я еще помню касание ветра и стрекозы, помню на себе тот бесценный теплый взгляд! Я забираю последнюю энергию и влагу у этих расписных обоев, а насколько ее хватит - знает только Бог. Может, я слишком сентиментален, но эти стены, знающие боль разлуки, множат во мне эти мысли, и я крепну.

Где она сейчас, моя милая? Когда Антошка кружил по парку, словно гигантский тяжелый листище, Кленовочка лежала недалеко от меня, я мог ее видеть и молить о ее пощаде. Она не улыбалась и не плакала, а гордо и смело смотрела в лицо судьбе, она смелая, моя Кленовочка! Я не стоил и одной тысячной моей любимой, я дрожал от страха, и только любовь укрепляла мою веру в бессмертие! Жива ли ты, моя милая? Когда меня бросили небрежно в пакет, я кричал тебе, что всегда любил и никогда не забуду! На мгновенье мне показалось, что она поворачивается в мою сторону, но, видимо, это моя фантазия и душа хотели этого. Последний миф любви! Может, ее уже нет на свете, и ее частички рассеяны ветром по свету?! Оставьте и мне хоть одну капельку, крошечку моей единственной!

Тяжела ты,
любовная память!
Мне в дыму твоём петь и
гореть..
.
Кленовый листок хотел заплакать, но в нем было слишком мало влаги на такую роскошь. Кроме запаха бумаги сквозняк иногда доносил до него легкий аромат розы, можно было предположить, что рядом росли домашние растения. Только раз в книгу попали совершенно новые нотки приятного и нежного аромата.
Листочки вытянулись и увидели это чудо природы. Странно, но раньше они не обращали внимания на эту красавицу. А кленовый лист думал, почему они с Кленовочкой не могут быть всегда молодыми и зелеными, как елка, и украшать жилища человеков.
Кленовый лист распахнул свои маленькие старые легкие и вдохнул этот удивительный аромат бессмертного дерева. «Значит, сейчас уже зима...» - подумал он, и крошечная слезинка обожгла страницу. Теперь елка стоит так близко, что можно разглядеть каждую ее иголочку. Но книга закрыта и не нужна человекам*.

«Ее написал, наверное, очень одинокий человек с большим сердцем», - размышлял кленовый лист. Тоска жила в этой книге. Столько красивых печальных слов было в ней, и они кому-то были посвящены. Кто же этот наисчастливейший?! Такая толстая и, наверное, мило оформленная книга - сокровищница чьих-то мыслей, лежала и пылилась.
Однажды кленовый лист почувствовал легкое землетрясение, и решил, что свобода не за горами. Но через несколько секунд настало прежнее размеренное и угнетающее спокойствие. Лишь соседняя страничка показалась ему слегка набухшей и неровной. «Странно!» - пошевелил трескающимися губами лист. Минуты капали, точно обиженная сосулька, свисая с крыши, горько плакала, но долгожданное беспокойство не повторилось.
Шло время, запах елки покинул скромную, неуютную квартиру кленового листка. Зима прошла. Пушистый снег растаял, превратившись в лужи, а застраничная, загробная жизнь листка продолжалась. Кленовочка все еще жила в его кленовом мире, но воспоминания тускнели, старели, стирались. Старел и сам лист, он почти все время спал и лишь иногда открывал глаза, реагируя на обрывки долетавшего аромата. Вместо крови текла пыль, застревая в суженых сосудах. Лист умирал...

Его почти покинули силы, как вдруг книга ожила, расправила свои странички-косточки, и свежий воздух наполнил умирающего узника. Он открыл глаза и увидел повзрослевшего Антошку. Юноша бережно расправлял склеившиеся от времени страницы и пытливым взглядом посещал каждую строчку. И вот он дошел до главы о памяти, до моей главы! И наши взгляды встретились! Антошка, конечно, не узнал меня, но взгляд его был добрым, согревающим. «Ой...» - проронили мы одновременно. «Неужели он не помнит меня?!» - подумал старый встревоженный кленовый лист. В момент встречи он простил Антошке все: бессмысленное свое заточение, разлуку с Кленовочкой, тоску и боль. Внутренний голос Антошки, казалось, тоже что-то проговорил. «Прости меня...», - хотел услышать невинно осужденный, но Антошка, видимо, умеющий понимать собеседника без слов, просто перевернул книгу, и кленовый лист освободился от невидимых оков и полетел...
Антошка улыбался, а парашютист без парашюта, выпрыгнувший из странного самолета, успел прочитать на кремовой обложке четыре слова: «Анна Ахматова. Белая стая».

Вот как тебя зовут, родненький! Я всегда буду помнить тебя, и ты меня помни! Белая стая... тоска по дому...
Из соседней страницы выпала Кленовочка, и друзья по несчастью узнали друг друга. Кленовочка, сухая и безжизненная, артистично кружила в воздухе. Кленовый лист, задыхаясь от счастья, хотел ее коснуться, но закон невесомости отказал им в свидании. Как было красиво и печально кружиться в воздухе, не отрываясь даже взглядом друг от друга. Оказывается, она была так близко, какая-то ничтожная страничка отделяла их! «Она непременно знала, что я помню ее и мечтаю о встрече!» - думал встревоженный лист. Все вокруг замерло: время, книга, слова, пылинки, обновленный Антошка, сама жизнь. Кленовочка, изрезанная морщинками, была по-прежнему прекрасна, она улыбалась - и сияло солнце, озаряя комнату.
Им оставалось лишь мгновение, попрощаться и сказать то, что когда-то не успели.

Кленовый лист В горе
Кленовочка И радости
Кленовый лист Всегда вместе!
Кленовочка На веки вечные!
Любовь Благословляю!

Тяжела ты, любовная память!
Мне в дыму твоём петь и гореть...

*человекам - слово из лексикона воробья (прим. автора)