- Родился я 7 ноября 1937 года в Новоситовке. Не помню, когда мы переехали в Горький. Первые ясные детские воспоминания - 1942 год. Тогда родилась сестра Нина и я помню, как качал её в люльке. Девочка прожила недолго, всего год. Время было военное, голодное.
Невозможно забыть бомбёжки. Часов в 10-11 ночи объявляли воздушную тревогу, все быстро хватали вещи (узлы были всегда собраны) и бежали в окопы. Бежим, а над головами пули свистят. В окопах сидели до тех пор, пока не объявляли об окончании тревоги. Тогда все мы выходили и шли на квартиру. Слышны были стоны, плач, повсюду лежали осколки, было много раненых и убитых. Кстати, в Горьком первое время мы жили с семьёй Сальниковых - дядей Мишей и тётей Наташей, а потом нам дали отдельную квартиру в деревянном бараке.
После переезда в отдельное жильё мы перестали уходить во время бомбёжек в окопы, решили - будь что будет. Наш барак находился рядом с автозаводом ЗИС (завод имени Сталина), и немцы предпринимали массовые попытки по его бомбардировке. Но наша авиация этого не допускала, потому шли частые воздушные бои. Помню, что отец постоянно вставлял битые во время бомбёжек стёкла. Отец из-за болезни на войну не попал, но его направили на трудовой фронт.
Во время жизни в деревянном бараке я подружился с одним мальчиком. И как-то к ним из деревни приехали родственники и привезли деревенский хлеб - ковриги. Запах стоял такой, что голова кружилась, а выражение "слюнки текут" было далеко не образным. Видимо, всё это было написано на моём лице, потому что женщина, взглянув на меня, отрезала ломоть хлеба и протянула. И сделала она это несколько раз. Вкус того деревенского хлеба я помню до сих пор.
Голод был постоянным спутником в военное время. Однажды родители дали мне хлебную карточку, чтобы я сходил в магазин. Радостный, я шёл по дороге, размахивая этой карточной. И какой-то молодой верзила выхватил её у меня из рук и убежал. А карточки были безымянные, без указания каких-либо данных. Вернулся я домой без хлеба, без карточки и весь в слезах. Понимал, что из-за меня две недели в семье не будет хлеба.
В 1944 году по просьбе родственников отца мы вернулись в Новоситовку, где и встретили весть о Победе. Помню, день был пасмурный, прохладный… Со всех концов села собирались люди. Пели песни, плясали, играли на гармошке. И тут же, рядом со слезами счастья, слышались рыдания по погибшим отцам, мужьям, братьям, сыновьям… Ведь похоронка пришла практически в каждый дом. В общем, всё слилось в этот день в одно.
В 1945 году у меня родился брат Леонид. А в январе 1947 года отца увезли в Успеновскую больницу, где в марте его не стало. Так как у матери не было денег на похороны, то похоронили отца в Успеновке, силами больницы. А мать ходила по деревням, пыталась выменять хоть какой-то еды. Предыдущий 1946 год выдался засушливый, урожая не было. Так что в доме была радость, даже когда мать приносила кормовую свёклу. Пока она ходила в поисках пропитания, я сидел с двухлетним братом. Лёня рос боевым, красивым мальчуганом, уже бегал и начинал говорить. Но голод не пощадил и его. Помню, с какой жадностью хватал он у матери кормовую свёклу и грыз её сырую. В мае 1947 года он умер у меня на руках. Вообще этот год отложился в моей памяти жесточайшим голодом. Причём люди умирали в основном в июне-июле, когда стал созревать урожай. Организм был так истощён, а желудок и кишечник практически атрофировались, так что не знавшие сытости люди умирали от разрыва кишечника. Страшная это была картина. Не менее страшная, когда у тебя на руках умирает маленький братишка.
А потом от голода и холода у матери отнялись ноги, и мне на два года пришлось бросить школу. Не до учёбы было, нужно было семью кормить. Ходил с протянутой рукой по миру. Кто-то доброжелателен был, сердечен, но были и такие, которые с видом благодетелей подавали гнилую картошку. Хотя сами жили в достатке. О таких людях и вспоминать не хочется.
А когда в семье вроде обстановка наладилась, вернулся в школу. Однако меня оттуда исключили как переростка. А учиться-то хотелось! И тогда написал я о своей детской беде Иосифу Виссарионовичу Сталину. Как ни покажется странным, но ответ я получил. И плюс к нему открытку, то есть денежный перевод на 150 рублей за подписью товарища Шверника, который в то время являлся Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Благодаря этому ответу, а также при непосредственном участии депутата Верховного Совета СССР профессора Мичуринского плодоовощного института П.Н. Яковлева я был восстановлен в школе.
В 1954 году я окончил Ивановскую семилетку и поступил в Плехановский ветеринарный техникум. Спустя четыре года по распределению оказался на Лубянском ветеринарном участке Дмитровского района Орловской области. Но проработал я там недолго, всего четыре месяца, и переехал в Берёзовский район (ныне Данковский) Липецкой области. На липецкой земле я прожил два года, а потом вернулся на малую родину. Руководство района мне поручило открыть пункт искусственного осеменения сельскохозяйственных животных и направило на курсы инструкторов по искусственному осеменению в Воронежский зооветеринарный институт. А с 1961 года в этом учебном заведении я получал высшее образование по заочной форме обучения. В 1963 году я перевёлся на очное отделение института, из дверей которого спустя три года вышел с дипломом ветеринарного врача. В должности главного ветеринарного врача совхоза "Ситовский" я работал до 1997 года, хотя с ноября 1994 года уже считался пенсионером. За время работы неоднократно был награждён многочисленным Почётными грамотами и Дипломами, ценными подарками. Свою работу любил и люблю до сих пор. Если у кого-то из односельчан животные нуждаются в моей помощи, я всегда готов её оказать.
