Лента новостей
Статья1 августа 2017, 08:07

Как Люська рассказ написала

Нет выше добродетели, как любовь.
Преподобный Амвросий Оптинский

МАРИНКА ДАВНО хотела написать рассказ. Да и не рассказ даже, громко сказано, а историю любви брата своего Виктора и Алёнки, давней подруги. Скажи ей раньше, что есть она - любовь, единственная, настоящая, не поверила бы, усмехнулась. А теперь поняла: есть. Другое дело, что не каждый встретит её, отличит её, многоликую, от страсти, влюблённости простой, от которой назавтра не останется и следа, да и просто от желания быть любимой и позволять себя любить. Вот и нахлынуло, решилась взяться за перо, пусть знают все, пусть верят и ждут. Опыта, правда, никакого, кроме редакторства школьной стенгазеты. Потом было медицинское училище и сейчас она - сельский фельдшер. Много людей знает, много судеб перед глазами проходит, много признаний и откровений слышит ежечасно, психологом быть впору. Но вот писательство - борозда невспаханная. Как это - написать, чтоб правильно поняли, чтоб донести до людей, что хотела? Думала, ломала голову. Как начать, какие слова подобрать? Вот опять села вечером за стол, лист разложила чистый, пригладила его ладошками. И Люська забежала, одноклассница. Бросила на диван сумку почтальонскую. Плечи худенькие распрямила:
- Как дела, Мариш?
Это для Люськи она Мариша, за одной партою всё же сидели, секретами девичьими делились. Для сельчан она Марина Витальевна. А Люська осталась прежней - озорной, весёлой, бесшабашной, смешной. Казалось, что порхает она по жизни легко и беззаботно, как крыловская стрекоза.
- Хочу написать о Викторе с Алёной, - ответила подруге, - о их любви. Ты же знаешь - дружили, были не разлей вода. Потом расстались. А потом…
- Не актуально, подруга! - прервала её Люська. Удивлённо вскинула ниточки бровей, - Нашла тему! Это сейчас никто не читает!
Люська по-хозяйски залезла на стул, поджав по себя ноги, уткнулась в стол острыми локотками:
- Замоталась ты, Мариш, со своими бабками, отстала от жизни. Детективы нужны, да покруче - убийства, маньяки, расследования. Бордели, сутенёры, "ночные бабочки", сцены любовные, подробно чтоб, чем больше, тем лучше. Обязательно тюрьма должна быть, реанимация, а лучше кома или память потерять. И кровь… Крови побольше, чтоб лилась…
- Да хватит ужастиков, - взмолилась Маринка, - нет ничего такого. Живём скромно. Какая тюрьма? Какая кровь? Откуда?
- Да пусть Витька твоего в подворотне изобьют, челюсть сломают или лучше нож или огнестрел… А если за долги его? Проигрался в казино! Вот! Актуально тоже…
- Да господь с тобой! Остановись! Что говоришь-то! Слушать не могу. Хватит!
- Ну, как знаешь, - Люська обижено сползла со стула, - помочь хотела. Ладно, проехали. Ещё модно о Золушке. Современной, конечно. Заваливается такая в город из села, ла-ла-ла, наивная, жизни не знает. А тут всякие трудности - вещи украдут, кошелёк, документы или прохвост какой обманет. Тюрьма опять же может случиться. Но помогут ей, приютят, устроят уборщицей или дворником. А потом её богач заприметит, упадёт на колени с бриллиантовым колечком. Там, в кино, все холостые, представь, все за неё бороться будут. Это в жизни передерутся из-за плюгавого…
- Да я про Алёнку тебе толкую, - вышла из себя Марина,- иди-ка ты… с почтой. Поздно уже.
Люська хлебнула водички прямо из пузатенького кувшина на столе, взгромоздила сумку почтальонскую на живот, отчего походить стала на кенгуру:
- Прощевай, подруга! Нет ума, считай калека. Написать хочешь, как девка в подоле принесла и одна сына растила? Эка невидаль! Была бы умней, в больницу сбегала и все дела! Не первая и не последняя. А то гордость, любовь… Мужик хороший замуж не позвал. Кому нужна с нагуленным дитём? Вот и вся любовь. Напридумывают себе…

Маринка проводила её не без досады. Разговор принёс усталость, какую-то непонятную смуту. И раньше не раз казалось, что живёт она в своём мире, отличном от других. Будто на острове, одиноком, оторванном от большой земли. На материке кипят страсти - любят, предают, зарабатывают, воруют, делят имущество, доли и паи. А у неё тихо и мирно на душе, не завидует, обходится малым. Работа по сердцу, хоть и нелёгкая. Редкая ночь обходится без вызова. Болеют люди, а до района тридцать вёрст. При любой погоде спешит на помощь. Уважают на селе и жалеют - одинока Маринка, не встретила судьбы своей. А ведь других не хуже, уважительная, приветливая, с добрыми лучистыми глазами.
- Уж хоть бы дитёнка родила, - говорили старушки, - для себя. Одной-то век вековать трудно, а с дитём жизня другая. Помощь опять жа на старости лет. А найдётся хороший человек и с дитём возьмёт.
Маринка не включала света. Сидела, забившись птичкой малой в угол дивана, обняв руками колени. Она вспоминала. Медленно проплывали, сменяя друг друга, картинки из прошлого. Вот проводы старшего брата в армию. За столом, как водится, заздравные тосты чередуются со слезами завтрашней разлуки. Виктор, смущённый от всеобщего внимания, а рядом Алёна - невеста названная. Ни жива, ни мертва от чести этой нежданной, взглядов оценивающих, множества лиц, разгорячённых вином, песнями да плясками. Всего-то за её плечами школа да один курс педагогического института. А тут - невеста, родня жениха в полном составе и он близко-близко, что чувствует она через тонкую рубашку жар его тела.
- Давай поженимся, - предложил Виктор, получив повестку из военкомата, - женой меня будешь ждать. Вернее будет.
Маялся, сотый раз спрашивал, будет ли ждать, требовал доказательств любви. Уж если не свадьба, то всё равно должна разделить с ним печаль расставания, беспокойство, боязнь потери. Но Алёнка так и осталась невестою.
ЧЕРЕЗ ГОД Виктор прибыл в отпуск. С тяжёлым сердцем провожала его Алёнка. Оно, влюблённое, было теперь несвободно вдвойне - к обещанию ждать прибавилось неведомое доселе чувство, связующее мужчину и женщину. Незримая ниточка, тонкая, невесомая, соединила их в эти дни. А совсем скоро поняла Алёнка, что зародилась в ней новая жизнь. Теперь она - драгоценный сосуд для неё и предстоит ей исполнить главное предназначенье женщины, стать матерью.
Новость быстро облетела село. Обрастала, как водится, небылицами. Судачили:
- Витька за порог, а она хахаля городского нашла. Видали их.
Мать Алёнки, видя, как тает дочь от осуждений, от свалившегося на неё стыда, решилась на разговор с матерью Виктора.
- Грех прикрыть хотите? - спросила та,- Сыном моим? Не было у них ничего! Всё ему написали, всё обсказали про невестушку…
Помнит Маринка, как в этот же вечер, наскоро собравшись, уехала Алёна. Был слух, что родила сына, перевелась на заочное отделение. После окончания института уехала в другой город, забрала к себе мать. Те же достоверные источники утверждали:
- Сынок-то у Алёны - вылитый Виктор, копия. И назвала Виктором.
Сам же Виктор домой не вернулся, стал военным. В село приезжал редко. Гостил мало, день-другой и начинал тяготиться воспоминаниями. Странное дело - тут родился, любовь встретил, и именно отсюда хотелось бежать, будто сделал что-то стыдное. Тянулся за ним и тяготил невидимый шлейф вины. Не встретился с Алёной, не поговорил. Поверил безотчётно, безоглядно чужим людям, а ей, близкой, любимой, желанной, не дал и слова сказать. Утонул, купался в новой роли своей - обиженного, обманутого. А она в одночасье стала неверною, распущенной, мишенью для грязных сплетен. Это она-то, чистая, светлая? Не вяжется, не складывается. Не по-мужски как-то, не по - людски. Не признавался себе, но частенько думал навестить Алёну. Повиниться, покаяться, прощения попросить или убедиться, что права молва. Точку поставить, одним словом. Нет её, этой жирной точки. А если его сын, так, выходит, что подлец он, растоптал, предал любовь свою! Маялся, ругал себя за нерешительность. Тем более знал, что не замужем Алена. Возможно, что дважды уже безжалостно полоснули ножом по её доверчивому сердечку - он и отец ребёнка.
НО ТЕКЛИ годы. Под сорок ему, подполковник, командир воинской части, начальник гарнизона. В работе день деньской. А вот семьи не сложилось. Дальше непродолжительных романов не заходило. Его смущали меркантильность, расчётливость, назойливость женщин. В них, городских, ухоженных, знающих себе цену и желающих подороже продать свою молодость и красоту, он видел хищных охотниц. Не было искренности, простоты, бескорыстности. Он не верил им, не мог надеяться на их верность, способность разделить с ним тяготы военного быта, болезнь, житейские невзгоды. Не верил и всё тут. Ни в одной из них не увидел он жены и подруги.
- В переселение душ веришь? - спросил его однажды давний друг.
- Не верю, товарищ майор, не суеверный, - Виктор спешил на совещание.
- А придётся поверить, когда его увидишь, - и, видя вопросительно-изумлённый взгляд Виктора, повторил утвердительно, - поверишь, поверишь.
- Да кого? Некогда мне! Кого?
- Паренька с нового призыва,- друг заговорчески подмигнул,- Виктором зовут, кстати, и с ваших краёв…
Бравый подполковник хлопнул дверью. Но за несколько последующих дней не единожды был оповещён о новобранце, очень похожем на него. А когда сам увидел, захолонуло сердце. Перед ним стоял он сам со старой фотографии, он в первый год службы. Те же карие глаза под густыми чёрными бровями, смуглые щёки, юношески припухшие губы, на носу мелкие, едва заметные веснушки. Из-за этих белесо-рыжеватых пятнышек дразнили Виктора конопатым. Хотя какой он конопатый? Все в его родне чернявые. И главное - ямочка на подбородке. Ох, сколько страданий принял он из-за этой ямочки! Она, не мальчишеская, девчачья какая-то, смешная.
Вровень с ним, глаза в глаза, стоял его сын. В этом он уже не сомневался. Природа… Великая, мудрая матушка-природа чудесным образом промыслила возможные сомнения отца и в совершенстве воссоздала его копию. И промыслом высших, непостижимых сил, называемых нами судьбою, произошла эта встреча. Вполне мог Виктор-младший попасть в другое место службы или вовсе не служить. Судьба, её величество судьба, послала паренька-безотцовщину именно в этот гарнизон, в эту часть. Без этого вряд ли они - Алёна и два Виктора, старший и младший, стали бы семьёй. Они стали. Младший выбрал профессию отца. Живут счастливо.
Вот и решила Маринка написать о них. О том, что так похоже на фильмы со счастливым концом. Только это жизнь, настоящая, без прикрас. И люди настоящие, и любовь самая настоящая, земная, прошедшая через годы, победившая наветы, умеющая прощать. Только не получалось ничего у Маринки.
А Люська написала рассказ. Его напечатали вначале в районной газете, затем в областной, потом в гламурном глянцевом журнале. По закону жанра там было всё - бандиты, разборки, кровь, реанимация, кома, потеря памяти, наркотики, игромания, панель, увольнения с работы, унижения, скитания по вокзалам и дворницким каморкам, как водится тюрьма, как же без неё. А потом начались чудеса, опять же известные. Никакой изобретательности не потребовалось Люське, только скопировать расхожие сериалы. Было всё, кроме любви. Не осталось для неё, неприкаянной, места. И читали, верили, хвалили Люську. Загордилась она, стала местной звездой, обходила дом подруги.
Но Маринка напишет свой рассказ. Он будет о сельской жизни, о простых людях, которым она помогает. Они, труженики, живут вдалеке от больших городов открыто, чисто и просто. Не все поверят в это. Он будет о любви. Не о той, что напоказ, на потребу пресыщенной праздной толпы. А о той, что может ждать, чьи глаза под ресницами опущенными блестят слезою, затаённой, не оброненной. О любви - молчальнице, страдалице тихой, долготерпящей и прощающей. И назовёт она его "Два Виктора".
Автор:Любовь СКОРОБОГАТЬКО