Лента новостей
Статья16 мая 2017, 16:51

Линейка и циркуль, переломившие ход войны

Сталинград, 1942 год
Тоня с ужасом глядела на объятый пламенем город, на её глазах превращавшийся в руины. Оставив в Тамбове трёхлетнего сына у сестры Тамары и уйдя добровольцем на фронт в 41-м, получив ранение под Москвой и подлатавшись в сибирском лазарете, она вернулась, чтобы попасть в самую горячую на тот момент битву войны.

Немцы и их союзники, как пишет в своей песне Игорь Растеряев, прошагали полмира, а здесь не пройти километр. Увяз фашист. Захватчиков бьют в жилых кварталах, заводских цехах, на улицах и площадях, перепаханных снарядами. Немецкая ставка скрежещет зубами — сеющие смерть артиллерия и авиация бессильны сломить сопротивление города — защитники прячутся в подвалах, каждый дом превращают в неприступную крепость, каждую улицу — в «линию Мажино».

Тоня видит, как после бомбёжки запылённые, закопчённые солдаты вылезают из подвалов. Отряхиваются, осматривают оружие, переглядываются, как будто вопрошая: «Сколько нас осталось ещё, братишки?» Некоторые из защитников города по двое, по трое тащат миномёты Шавырина на улицы полуразрушенного города.

Миномёт — незаменимая штука в городских боях. Артиллерия, как известно, — боги войны, но ведь у каждого орудия свои задачи. Пушкой за угол не стрельнёшь. Её можно поставить вдоль улицы на случай визита вражеского танка, но в соседний квартал, через дома, снаряд из пушки не отправить. Миномёт — другое дело. Прибежали разведчики, доложили, что там-то немец засел, — миномёт к бою готов быстро, направил его миномётчик куда надо, отстрелялся расчёт, и бегом менять позицию, пока «ответка» не прилетела. Всем хорош миномёт, скорострельность высокая, кучность хорошая, бьёт навесом чуть не в соседний двор, лёгок — это если по сравнению с пушкой-то! Одно вот только плохо — прожорлив, зараза, снарядов требует много, успевай только ящики подносить. Благо, «Красный Октябрь», завод-гигант, который почти все заготовки для мин выпускает, здесь, под боком. И пока завод даёт болванки, пока идут боеприпасы, будут миномётчики поддерживать стрелков, заградогнём остановят вражью пехоту, не подпустят к зениткам и гаубицам.

Однако же вскоре стали доходить до бойцов тревожные вести. Слышала Тоня и верила — да как тут не поверить, когда своими глазами видишь такое — разрушен почти целиком «Красный Октябрь», остались лишь на складах заготовки, да только хватит их от силы на пару месяцев, и то, если враг не уничтожит.

По невероятному стечению обстоятельств, решать проблему нехватки мин для фронта выпало её сестре Тамаре, той самой, на которую Тоня оставила малолетнего сына.
Тамбов, 2017 год
Я в гостях у Тамары Ивановны Поповой. В комнате необыкновенно уютно — то ли связанные хозяйкой скатерти и салфетки, советская мебель и старые книги создают это ощущение, то ли гостеприимство хозяйки, но хочется сесть поближе к ней, откинуться в кресле и слушать её истории, не задумываясь о времени. Тамара Ивановна рассказывает о том, как в детстве стекались к вагоноремонтным мастерским людские ручейки на звуки сирены, как в 1926 году мастерские были награждены орденом Трудового Красного Знамени, как однажды отец, придя с работы, сказал: «Мы теперь не мастерские, а завод!»

Тамаре Ивановне идёт сто четвёртый год. Речь её красива и чиста, а память хранит мельчайшие детали трудового прошлого. Лишь руки уже не позволяют продолжать вязание крючком — любимое занятие после выхода на пенсию, да глаза сдают — читать приходится в очках и с лупой. «Роман Яковлева «Ярмарка»... Так плохо он относился к Николаю II, последнему императору, что в голове не укладывается. Не понравилось. Хотя очень хороший слог, приятно читать. А Проскурина читать сложно, очень большие предложения, уловить мысль трудно», — делится прочитанным из последнего Тамара Ивановна.

Хозяйка продолжает рассказ. В 1933 году окончила Тамбовский строительный техникум, получила распределение на завод. Но работать начала не техником-строителем, как подразумевал диплом, а, как выражается Тамара Ивановна, «обыкновенным чертёжником». Руководство завода по достоинству оценило упорство юной Тамары, её настойчивость в работе. Рос завод, появлялись новые цеха, корпуса, столовая, дом культуры... Всё больший объём работы доверялся Тамаре Ивановне. «Обыкновенный чертёжник» и не подозревала, что побывала за эти годы проектировщиком, конструктором-инженером — просто максимально старательно выполняла поставленные руководством задачи, не интересуясь записями в трудовой книжке. Задачи становились всё масштабнее, сложнее, профессионально интереснее, и сороковые годы Тамара Ивановна встретила как старший инженер Тамбовского вагоноремонтного завода.

Глаза Тамары Ивановны загораются, речь льётся быстрее — видно, что работа на ТВРЗ в годы войны имеет для неё особое значение.
Тамбов, 1942 год
Тома оторвала взгляд от чертёжного стола. Тяжело. Голова закружилась. Надо продолжать работу, но сделать паузу всё же необходимо — в таком состоянии легко допустить ошибку, а ошибка инженера может слишком дорого стоить. Стоить всем — заводу, войскам, стране. Тамара работает в режиме военного времени уже второй год, но организм отказывается привыкать к запредельным нагрузкам. С началом войны с завода на фронт стали уходить мужчины. Рабочих рук меньше, а работы — больше. Тогда же директор завода, Яков Павлович Мерхель, вернулся из Москвы с заданием — построить сталелитейный цех для помощи фронту. Проектирование цеха легло на Тому. В то же время ушли на фронт сёстры — Тоня, Надя и Галя. На попечении Томы осталась слепая лежачая мама, едва передвигавшийся папа и трёхлетний племянник Витя, сын Тони.

Тамара работала, как и весь завод, по 12 часов в сутки, порой падая в обморок от усталости, а после бежала домой, ухаживать за родными. Человек просто физически не может работать в таком режиме, но Тома работала — дни, недели, месяцы. После обмороков наливали стакан сладкого чая, а затем Тамара снова шла на рабочее место. Однажды её, задержавшуюся допоздна за чертежами, застал Яков Павлович и выгнал домой, не постеснявшись присовокупить пару крепких словечек. Мудрый директор понимал, что юный организм Томы тоже имеет свой предел прочности. После того случая Тамаре стали полагаться продукты с заводского хозяйства и молоко, — нечасто, но и это помогало продержаться в голодное время семье старшего инженера. Хорошо хоть племянника днём кормили в детском саду... Но работать меньше Тома не стала. Вот уже запущена работа литейного цеха, налажено производство бронепоездов, в том же объёме продолжается ремонт вагонов, а на предприятие приходит очередной приказ — построить новый цех для выпуска заготовок миномётных снарядов.

…Тамара встряхнула голову. Довольно воспоминаний, строители ждут чертежей и расчётов, чтобы приступить к строительству. Уже стемнело, но на западе на горизонте продолжает полыхать зарево — идёт авианалёт на соседний Мичуринск. До него шестьдесят километров, но в темноте огонь виден далеко. Фронт продвигается всё ближе, враг, подойдя к Воронежу и встретив ожесточённое сопротивление защитников, пытается отрезать войскам линии снабжения, бомбя крупный железнодорожный узел Мичуринск и соседнюю станцию Кочетовка.

Картина привычная, бомбардировки соседнего города видны не первый день. Жутко, временами громко, но трудиться можно. Главное — начать, а там работа отметёт ненужные мысли.

Вот только какое-то пятно в глазу. Тамара сморгнула несколько раз, но пятно не исчезло, а только стало больше. Сзади раздался крик, со стороны окна уже различим нарастающий гул, и до Томы наконец дошло. Нет, это не налёт — самолёт только один. Немецкий бомбардировщик, похоже, не израсходовал до конца боезапас в Мичуринске или Кочетовке и летит выбросить остатки на их завод. Кто-то пытается бежать, другие залезают под столы, но большинство сотрудников, а среди них и застывшая перед чертежами Тамара, не бегут, понимая, что это уже бесполезно — если бомбы будут сброшены на их здание — не поможет уже ничего — самолёт пролетит над заводом уже через секунды. На чертежи падают слёзы — бессонные недели, отданные на разработку схем, долгие часы тонких вычислений — псу под хвост, постройка цеха задержится на месяцы... Да и жизни — конец! Да только вот эта мысль ещё не успевает пронестись в голове, как тяжёлая машина, показав на мгновение белые кресты на крыльях, проносится над крышей. Следующие несколько секунд, наверное, стали для Тамары самыми длинными в её жизни — все, кто находился в отделе, ждали, пока до крыши долетят бомбы, сброшенные немецким бомбардировщиком. Из оцепенения их вывел взрыв — близкий, но всё же не в их здании.

Сотрудники какое-то время приходили в себя, обменивались впечатлениями, но всё же продолжили работу — данный им подарок судьбы нужно было использовать на благо Родины.

Лишь утром они узнали, что самолёт сбросил в тот вечер на Тамбов несколько бомб — большей частью упали они в центре города, а та, взрыв которой работники услышали первым, снесла крышу и разрушила одно крыло вокзала, располагавшегося метрах в пятистах от завода.

Эх, немец, немец! Узнал ли ты когда-нибудь, что одной бомбой ты мог задержать выпуск мин, таких нужных советским войскам в Сталинграде и Воронеже?
Тамбов, 2017 год
Тамара Ивановна делает паузу. Вовремя, рассказ нужно переварить. В который раз удивляюсь, как тесен мир: в то время, когда на ТВРЗ видели бомбёжки, моя бабушка, крановщица на станции Кочетовка, грузила, возможно, те самые снаряды с тамбовского завода в вагоны, идущие и на юг, в Сталинград и на Кавказ, и на запад, в Воронеж и Лиски. Тот самолёт, как дальше вспоминает ветеран, прилетал ещё раза три или четыре — отбомбит где-то, а под конец сбрасывал остатки в городе, — пока на месте разрушенной части вокзала не установили зенитное орудие.

Тамара Ивановна продолжает рассказ. Вспоминает о том, как завод готовился к эвакуации, в тайне, чтобы не поднимать панику. Как дрожала Тамара над своими разработками — ведь часть архива подлежала уничтожению, а какая — ей знать было не положено. Как заводу, работавшему из последних сил, было поручено увеличить выпуск болванок под мины на тридцать процентов, и как главный инженер завода Мариенгоф и инженер-конструктор Захаров приспособили для обработки заготовок неиспользуемые осеобдирочный и осеотрезной станки, добившись-таки решения почти невероятной задачи.

Слова Тамары Ивановны наполнены гордостью за труд — свой и своих товарищей, за весь Тамбовский вагоноремонтный завод, внёсший посильный, а может быть, даже и непосильный вклад в победу над проклятым врагом.

Вот только когда разговор заходит о семье, в голосе Тамары Ивановны сквозит горечь. Вернулась с фронта сестра Галя. Повезло остаться в живых и Надежде, однако ранение навсегда подорвало здоровье — осколок из лёгких извлечь не удалось. Надя умерла в день своего тридцатилетия, в 1954 году. Судьба Антонины неизвестна, следы её теряются в объятом войной Сталинграде. Ни весточки, ни похоронки от неё семья не получала, — и именно поэтому Тамара Ивановна до сих пор надеется, что Тоне удалось выжить в том страшном котле.

Замечаю, что Тамара Ивановна уже несколько утомлена беседой. Прошу напоследок разрешения её сфотографировать. «Снимите меня с книгой», — просит Тамара Ивановна. Обсуждаем «телевизор». Мне удивительно, что ветеран, перешагнувший столетний рубеж уже несколько лет назад, имеет своё мнение по каждому вопросу. Тамара Ивановна не выказывает особых эмоций при обсуждении новостей. Лишь раз она преобразилась, когда я спросил её мнения о возможности решения одного конфликта с нашим участием военным путём. Спина ветерана выпрямилась, голос стал громче и как будто моложе, как будто передо мной сидела не стотрёхлетняя Тамара Ивановна, а та Тома, что порой до рассвета проектировала здания новых цехов. Её слова нужно вбить в голову тем, кто носит майки и клеит наклейки на машины с надписью «можем повторить». А слова её были: «Никогда! Никогда это не должно повториться!»

Автор благодарит за помощь в организации встречи профсоюзный комитет ТВРЗ и музей истории ТВРЗ — за помощь в уточнении фактов.
Фото автора
Автор:Арсений Попов